Пациентку выписали. Но она отказывалась верить, что беременность её не настоящая, а всего лишь «психосоматический феномен женщин, страстно и долго ожидающих беременность». И, посоветовавшись с соседкой, решила: раз уж доктора утверждают, что беременности нет, значит, она все-таки была, но пропала. А точнее, случился самопроизвольный выкидыш. По вине акушера Корзинкина, который госпитализировал её с халатным опозданием!
Именно по этой причине он и был вызвал Розой Львовной.
– Может, ей назначить психиатрическое освидетельствование? – с надеждой в голосе спросил Корзинкин.
– А ты теперь не умничай! Без тебя разберутся, кому и что назначить. Надо было умничать, когда ставил её на учет по беременности. Вот сейчас был бы в шоколаде, а не объяснительные писал, – строжилась Роза Львовна.
А чертики продолжали плясать за стёклами в проволочной оправе.
Писать объяснительные было для Корзинкина делом привычным. По общему их числу он претендовал на желтую майку лидера. Хотя письменное изложение фактов было не его жанром. Корзинкин каждый раз вздыхал, потел и бубнил текст под нос. Вот и сейчас он вышел из кабинета Розы Львовны истощенным морально и физически, как если бы отдежурил двое суток в роддоме.
Он увидел Её в тот момент, когда мысленно сокрушался о своей горькой доле. Приближалась она так стремительно, что Корзинкин не имел возможности увернуться. Беременность, несмотря на запутанную историю с отцом ребёнка, пошла ей на пользу. И после родов она замечательно похорошела. С Корзинкиным они были знакомы, но в роддоме почти не общались. Он был одним из немногих, кто не вдавался в подробности её личной жизни.
Их первая встреча состоялась в лаборатории консультации, куда каждый принес лоток с анализами. И что-то перещёлкнулось в голове Корзинкина в положение «вкл.». Теперь, завидев Ольгу, он каждый раз хотел и бежать навстречу, и провалиться сквозь землю одновременно.
Тем не менее Корзинкин собрался, усилил грудной лордоз и галантно уступил дорогу, позабыв про злосчастные панталоны и объяснительную.
Как и пообещала Римма Пантелеевна в тот драматичный для всего роддома день, совпавший с проводинами в декрет, она пристроила Ольгу на «ноль двадцать пять ставки» на кафедру. В новые обязанности входила бумажная работа за это сущие копейки, но зато почти до родов Ольга была «на людях», отвлекаясь от неприятностей личного характера. Предложения «прервать беременность» поступали от несостоявшегося «бывшего» всё реже, а затем и вовсе сошли на нет. В итоге и сам он, что называется, «слился». Ольга более-менее успокоилась и, как советовали сочувствующие, сосредоточилась сначала на предстоящих родах, а затем на заботе о малыше.