Мама нарадоваться не могла и едва не боготворила Гамельна. Ну, для нее он был не Гамельном, а каким-то Нельсоном – мужчиной за сорок, который работал тренером в фитнес-клубе. Знакомство их произошло случайно-закономерно. В тот день Леона с Гамельном вымокли до нитки, и до дома Леоны в Уотфорде оказалось гораздо короче, чем до маленькой квартирки Гамельна на окраине Лондона.
«Это мой друг» Элизабет приняла удивленно, но не более того. За старшую школу она привыкла к странным и ярким друзьям дочери. Гамельн хотя бы не был громилой как Рут, «попугаем» как Шенна, с глазами навыкате как Томас и не орал на весь город как Хлоя. А что явно старше Леоны – ну и подумаешь.
Леона в конце концов волонтерила в «Оксфаме», благотворительном магазине подержанных книг, одежды и всякой всячины, а там хватало разной публики. И невзрачному клерку, и милой домохозяйке, и дерзкому подростку запросто могло понравиться одно и то же. Леона однажды разнимала студентку в мини-юбке и интеллигента с залысиной, которые чуть не разорвали фотобук с полуголым певцом. Интеллигент убеждал, что книга должна достаться именно ему. Студентка играла роль бедной и несчастной. Дело решили через камень-ножницы-бумагу, и девчонка ушла победительницей, гордо задрав нос. Позже Леона откопала еще один экземпляр и порадовала интеллигента, оставившего контакты на кассе.
Леона в работе ценила именно это – возможность легко порадовать людей и многое о покупателях узнать через выбор товара. Она часто находила собеседников по интересам среди тех, мимо кого прошла бы, даже не обернувшись.
Маме хватило часа, чтобы принять Гамельна как родного. Вот что творят пара комплиментов и благодарностей. Они беседовали о Леоне, будто та не сидела с ними за одним столом, и мама искренне смеялась! Потом еще шепнула Леоне: «Он такой хороший человек!». Леона возмутилась – Гамельн не был хорошим. Он был настоящим. Пусть сейчас и закрытым стеной, рвом с пираньями и воротами, которые пока не удавалось пробить.
Леона несколько раз порывалась поговорить о прошлом, но Гамельн всякий раз уходил в себя. Взгляд его становился стеклянным, а пальцы стискивались до побелевших костяшек. Гамельна явно терзало чувство вины. Дурак! В такие моменты Леона брала его руки в свои и давала слушать свое сердце или обнимала до тех пор, пока Гамельн не сбрасывал оцепенение. А иногда и чуточку дольше. Леоне нравилось обнимать Гамельна, вдыхать его запах, рассматривать, просто быть рядом.