Все это Кенджи поведал лично сам Макото, вернувшийся только глубокой ночью – вымотанный, лишившийся куска рукава и одного сапога, с ног до головы пропахший потом, вином и луком; но лицо его, несмотря на пару свежих синяков и похожую на лопнувшую сливу губу, просто светилось счастьем.
– Ты представляешь, приперся даже этот засранец Хияно! – фыркнул Макото, прикладывая к лицу смоченную в холодной воде тряпку. Заметив недоуменный взгляд Кенджи, он пояснил: – Это хлыщ Дома Тигра, отпрыск правящей семьи. Ты наверняка видал его на совете – худой как каланча, плюгавый такой и вечно на всех зыркает, словно бы в дерьмо вляпался. Еле-еле в прошлом году четвертую ступень одолел – подозреваю, не без помощи казны своего семейства, – а уж гонору… Стою я рядом с ним, а он башку поворачивает к своим дружкам и говорит, будто бы меня тут и нет: «Не знал, что в этом году дети тоже соревноваться будут». Дети, ха! Да он меня старше на пару лет, не больше! Ох, попадись он мне – не то что меч больше держать не сможет, ходить будет с палочкой…
Последнее время мысли Макото – впрочем, как и всех остальных жителей столицы, – занимал только Турнир. Воины и заклинатели тренировались до седьмого пота, оружейники, бронники, портные, держатели борделей, владельцы гостиниц и им подобная братия подсчитывали барыши, купаясь в деньгах, и даже уличные мальчишки ругались до хрипоты и лезли друг на друга с кулаками, защищая честь любимого Дома. Который, впрочем, утром мог быть совершенно другим, нежели вечером, а к полудню поменяться еще пару раз.
Самого же Кенджи всеобщая суматоха волновала не больше, чем ежегодное соревнование по поеданию риса, – да, в Каноку проводилось и подобное увеселение, к слову, имеющее немало поклонников. Нет, сейчас его тревожили куда более серьезные вещи. Пускай Жнец потерял бо́льшую часть своих союзников и едва не погиб сам, но он по-прежнему был могучим противником. Быть может, самым опасным человеком, с которым можно было скрестить мечи… Да и человеком ли?.. Кенджи своими глазами видел, как в него дважды вонзали кинжал почти по рукоять. Ни один воин, даже самый стойкий, не смог бы оправиться от подобной раны, даже если бы выжил, а Жнец не только не шелохнулся, но и смог продолжить бой, будто бы и вовсе не испытывал боли.