– Скажи-ка, Тихон, правда ли, что вы с Федором на ярмарке вкровь подрались? – обратился к нему староста.
Народ сразу оживился, вспомнив, как в последний ярмарочный день, в тот самый, когда пропала сиротка, Тихон и Федор так яростно молотили друг друга, что мужики еле-еле разняли дерущихся.
– Правда, – вскинув подобородок, ответил подозреваемый.
– Что не поделили? Подробно отвечай. Да не ершись ты, мы честно разобраться во всем хотим.
Парень помолчал.
– Из-за Насти мы повздорили. Вон он, – Тихон кивнул в сторону Федора, – все хотел покуражиться над Настасьей, покадрить и бросить ее. И в тот раз все гоголем вокруг нее на ярмарке ходил, то пряниками, то леденцами угощал.
Федор же в ответ на обвинения Тихона лишь ухмылялся, щурился и жевал сорванную тут же травинку. И вообще вел себя так, будто и не его хотели обвинить в столь ужасном злодеянии.
– Вот я тогда и не сдержался, – продолжал испытуемый, – когда он уж совсем нагло стал приставать к девушке, подошел и…
– Чем же драка ваша закончилась? Народ говорит, что ни тебя, ни Федора, ни Настасью после той драки и не видал никто. Дня три тебя не видели. Где ты был все это время?
Тихон, словно вдруг вспомнив значение своего имени, притих, опустил голову. Даже в плечах уменьшился словно:
– Настя, как увидела, что мы вкровь деремся, испугалась и убежала. Это мне уж потом мужики сказали, после, как разняли нас. Ну, я решил найти ее и успокоить. Только в ее комнате никого не было. Я вдоль реки решил пройтись, там мы с ней гуляли иногда. Береза поваленная там есть, она часто туда приходила. Но и здесь не нашел ее.
– А дальше?
– Домой пошел, – как-то уж совсем тихо ответил юноша.
– Врешь. Не было тебя дома, – возразил один из мужиков – подручных старосты, – три дня не было. Мы же соседи, отец твой у всех допытывался, где ты. И в поисках ты не участвовал, когда Настасью всем селом по лесу, да на болоте искали.
Тихон молчал.
– У меня он те три дня был – послышался со стороны храма громкий голос.
Все присутствующие обернулись. Тихон тоже вскинулся. В глазах его мелькнуло удивление и надежда.
– У меня он был, – уже спокойнее повторил женщина.
На помост выступила молодая вдова. Невысокая ладная бабенка.
– Что вы так на меня смотрите? С ярмарки я возвращалась, рекой, так ближе. Смотрю, идет, лица нет, рубаха порвана, сам в крови. «Пошли, – говорю, – горемыка, хоть отмою тебя, да рубаху заштопаю». Ну, рубаха негодной совсем оказалась. Помнишь, Василиса, я еще к тебе приходила, рубаху новую просила мне продать тогда. Ярмарка уж закончилась, а я видела, ты три штуки своему Прохору покупала. Продала мне тогда ты эту рубаху. Втридорога. Вот она, рубаха та, на Тихоне, – показала рукой на оробевшего сразу юношу вдова.