Они сидели на зелёном лугу и целовались. Ветер колыхал траву и играл с волосами Али. Неподалеку лежала скатерть с угощениями, и возвышался мольберт с чистым листом. Небо над головой темнело, а горизонт бушевал оранжевыми красками. Муж и жена повернулись, обнялись и взирали на пейзаж.
– Пожалуй, я перенесу это на холст, – сказал художник. – Природа велика.
– Да, – согласилась девушка. – Ты такой романтик.
Николай улыбнулся и провёл рукой по щеке жены. Щека напоминала на ощупь персик, вкусный сочный фрукт с красным пятнышком на боку.
– Мы будем рисовать, Аля. Я буду творить, а ты – вдохновлять. Поможешь?
– Конечно, дорогой. – Девушка поднялась и протянула руку. – Я обязательно помогу. Вставай, Коля, нас ждут великие дела…
– Коля, вставай. – Василий тряс друга за плечо. – У нас тут ЧП произошло.
– Что случилось? – спросил художник. – Почему все шумят и бегают?
– Лев Андреевич ночью умер. Сердечный приступ. Он вчера остался поработать, документы накопились, а на пересмене его обнаружили мёртвым. Охранники проверили камеры, никто к нему не заходил и не беспокоил.
Николай вспомнил об обещании диктатора и проскрежетал зубами.
– Как же так, ребятки? Что теперь будет-то?
– А ничего не поменяется, – ответил Витёк с верхнего яруса. – Придёт сволочь наподобие Льва Андреевича и установит новые законы. Вряд ли кого отпустят, на это никто не надеется. Хуже бы не стало.
* * *
После обеда в Город Сильных пожаловал новый диктатор Алексей Юрьевич. Высокий и статный, длинноносый, чернобородый, он выстроил население на главной площади, где недавно пролилась кровь гиганта Мамонта, и произнёс речь, в которой пообещал навести порядок в подземном бедламе. Горожане слушали новичка в половину уха, не принимая слова за должное, переговаривались и поплатились. Диктатор замолчал, выделил виновников и отправил в карцер.
Новые порядки он начал применять с первого дня. Увеличил рабочий день на два с половиной часа, аннулировал выходные и бонусы за хорошее поведение, сократил время обеда, порции и число перерывов. Когда услышал робкие возгласы недовольства, сообщил, что прибавляет к сроку пребывания в городе девяносто дней. Всем. Каждому. Без разбора.
Несправедливость задела, и народ забунтовал. Самодурство зацепило горожан, но недовольных успокоили. Били жителей, сажали в карцер за малейшую провинность, оставляли без еды и воды, стравливали между собой и унижали. Под горячую руку попал и Николай. Он возвращался после смены, огрызнулся на замечание стражника и получил по почкам. Не сдержавшись, художник размахнулся и отправил обидчика в нокдаун.