– Слушаюсь, Антон Борисович. А что отвечать тем, кто спросит, где вы?
– Как что? Правду и ничего кроме правды! Отдыхаю я, а где – откуда ты можешь знать, верно? Ты же мне секретарша, а не любовница. А если при тебе кто-нибудь совершенно случайно произнесёт название Зареченск, то ты…
– То я делаю удивлённое лицо и спрашиваю, где это, поскольку никогда ни от кого – а от вас особенно! – этого названия не слышала, – закончила Леночка мою фразу. – Кстати, очень жаль…
– Что жаль? Что не слышала? – удивился я, на этот раз совершенно искренне.
– Что я вам только секретарша, – засмеялась Леночка, – я бы не отказалась от расширенного функционала.
– Нет, даже не думай, – я выставил перед собой ладони в защитном жесте, – ты слишком хороша для такого чёрствого и эгоистичного типа, как я. Меня даже Фредерик с трудом выдерживает, а он кот, то есть существо по умолчанию равнодушное ко всему кроме еды. Так что давай пожалеем тебя и твои нервы. Я тебя и без этого крайне ценю и иногда даже люблю. Исключительно по-братски.
– Идите уже, Антон Борисович, а то насыплю вам в кофе приворотного зелья какого-нибудь, а потом буду гордо отворачиваться, вот и мучайтесь, – засмеялась Леночка, даже не подозревая, по какому тонкому льду ходит. Еще пара таких шуток, и я, скрепя сердце, начну думать о замене секретарши. Озвученные с интервалом меньше минуты шутки по поводу статуса любовницы и про приворот – это звоночек, ибо в каждой шутке есть доля шутки. Ладно, об этом я подумаю по возвращении из Зареченска.
– Всё, пока-пока! Жди меня через две недели отдохнувшего, накатавшегося на лыжах, наевшегося шашлыков и надышавшегося хрустальным лесным воздухом.
– Хорошей поездки, – совершенно нормальным тоном, без капли игривости, ответила Леночка и улыбнулась. А я подумал, что, может быть, всё нормализуется, и мне не придётся менять секретаршу. К Леночке я привык, к тому же она много знает, много видела и слышала. Придётся подчищать память, а я это ужас до чего не люблю делать: ментальные процедуры отнимают у меня всегда очень много сил.
Подмигнув девушке, я вышел из офиса и потому не видел, как на хорошеньком личике погасла улыбка, а потом Леночка закрыла лицо ладошками и горько заплакала. Не слышал я и сказанных сквозь слёзы «слепой дурак» и «бесчувственный болван». Ну и хорошо, что не слышал, правда же?