», как сейчас помню) с утра до вечера.
Печи-голландки… Об этом отцы-командиры особенно не распространялись, но мы-то знали, что казармы наши – длинные, приземистые – это бывшие мастерские компании Сименс, сотрудничавшей с нацистами в годы войны. От того Сименса здесь, понятно, ничего не осталось, разве что печи-голландки…
Тррам-тррам-тррам!
Вот и лес. Разбредемся, кто куда. Лес, как я уже говорил, это – ощущение свободы. Сильное чувство!
И черники наберем. И полопаем ее вдоволь. И здоровым воздухом подышим. Красота!
Но уже доносится (неужто час пролетел?) далекое, как с другого берега:
– Рота, строиться!
Щас! Успеется. Еще пару ягод. А ягод этих в то лето выдалось не меряно.
Один за другим подтягиваемся в строй, какие-то совсем другие, посветлевшие, посвежевшие, хохоча и тыча пальцем друг в друга: у кого губы чернее, тот больше ягод и слопал. Вроде все. Вон еще Орех.
– Орех, давай скорей!
Орех – прозвище. Фамилия – Орешин. Запыхавшийся, пристраивается рядом со мной:
– Отсыпь чуть-чуть, – показывает полупустой котелок.
– Че, не набрал?
– Споткнулся о корягу, рассыпал…
– Ну, ты даешь! Ладно, возьми чуть-чуть. Саш, – толкаю Красненко. – Отсыпь и ты. Надо же выручать Ореха.
Красненко – сибиряк. «Хозяйский глаз и круглое колено», как мы его называли. А повод сам дал. Как-то зашел разговор о том, что важнее всего в жизни мужчины. Он и изрек эту сакраментальную фразу: хозяйский глаз и круглое колено. Хозяйский глаз – значит, мужик должен быть полновластным хозяином в доме, а круглое колено – добрая, послушная жена. Философ!..
Высоченный, а сапоги носил, смешно сказать, 38-го размера. И как на ногах держался? И шаг у него был короткий, куцый, совсем не строевой. Да и не любил он строевую подготовку. Впрочем, кто ее любил? И еще постоянно хмурился. Вот и сейчас насупился:
– Ему бы только орехи и собирать.
Но ягод отсыпал.
– Рота, смирно! – командует старшина.
В лесу? Смирно? Чудной ты, старшина!
История его угадывалась безошибочно. Отслужил срочную, вернулся домой, в свой колхоз. Огляделся. Снова коровам хвосты крутить? Нет уж, и заспешил в военкомат: хочу на сверхсрочную. Знал ведь, служба сверхсрочника не пыльная. Обувка, одежка, питание, деньги, какие и не снились колхозникам, ежегодный 45-суточный (без дороги) отпуск. Словом, все, как у офицера, ладно, что образования всего-то семь классов. А тут еще и повезло: набор в Германию. А Германия – это двойной тариф: дойчмарки и (на сберкнижку) – рубли. И возможность прибарахлиться, что в условиях тотального товарного дефицита в СССР считалось сверх удачей. Так оказался он в полку связи. В радио, правда, ничего не смыслил. Да от него, начальника казармы, этого и не требовалось…