Хочется отметить ещё одно душевное переживание из возраста начальной школы. Папа, как всегда, был на работе (работал парторгом в передовом племсовхозе). Мама уехала в город по делам. Мы с братом играли дома, соорудили домик из стола, стульев, покрывал. В общем, полный бардак устроили. Мама приехала, увидела, что дома все «кверху дном», отругала нас и легла спать. Не помню, что она конкретно в гневе говорила, но очень хорошо помню свои переживания после этого. Я, почему то, после этого скандала начала представлять как будет продолжаться жизнь после моей смерти. Представляла все черным вокруг себя, представляла, что меня нет, а другие люди смотрят телевизор. Проходит время, а меня опять нет, а потом опять нет, и так вечно. Страх был просто леденящим душу. Я села к маме на кровать и заплакала. Не помню, была ли я понята тогда. Но страх смерти в форме этой темноты вокруг мучил меня еще очень-очень долго.
Начальные школьные годы (примерно до четвертого класса, а может быть и до шестого) запомнились мне счастливым периодом моего детства. Помню себя играющей со всеми ребятами нашей улицы. Собирались целые команды девчонок и мальчишек, мы катались на велосипедах, лазили по деревьям, катались на ветках тополей, раскачивая их вверх и вниз, строили из веток шалаши, играли в казаки-разбойники. Из листочков тополей и спичек сооружали себе «концертные» наряды и устраивали не только представления, но и ставили целые спектакли, взяв за основу какую-нибудь сказку. Причем заводилой чаще была я, все ребята с улицы приходили именно к нам во двор, а потом придумывали игры.
Была у меня в этот период времени и лучшая подруга, мы были близки по духу, нам очень нравилось играть вместе. Она была творческой, поддерживала мои инициативы ставить сказки, у нее здорово получалось играть Золушку. Именно с ней я проводила большую часть своего времени. А потом случилась новая душевная травма (далее расскажу какая), я обиделась. Общаться мы с ней перестали. В старших классах (спустя года три-четыре) я подошла к ней в школе, попыталась помириться, она тоже была не против, но… разбитую чашку не склеишь. Не склеилась чашка и в студенческие годы – она училась в одном городе и в одном медицинском институте с моим мужем, даже как-то пришла к нам в общежитие в гости, но опять «увы». В возрасте пятидесяти лет, приблизительно (она была на три года моложе меня), мы случайно встретились в кабинете врача. Я пришла к офтальмологу, а это оказалась она. К удивлению, заболтались, рассказали друг другу как живем. Она сказала, что получив профессию педиатра, не нашла себя в ней, переквалифицировалась на офтальмолога, и вот уж здесь она воплощает в жизнь свои театральные потребности, как тогда, в детстве («помнишь?», спросила она), когда мы ставили на улице сказки для других ребят.