– Вот как, – выразительно хмыкнув, перебил Рентан. – Что за дар?
– Да всякое разное. Кто-то шкурку кошачью кинет, кто копытце козы, некоторые зерно носят.
Лекарь, слушая это, старался как мог держать себя в руках. Его откровенно водили за нос, пытаясь прикрыть неприятную правду. Боги жертвы себе одобряли, но сугубо фигуральные, символические. Такие, о которых даже упоминать никто бы не стал. А вот Отвергнутому приносили куда более значимые, с точки зрения ритуалов, вещи: например, животных, зерно и не только.
– Кровь, так? Человеческую, конечно же?
– Кровь тоже в почёте… – замялся пойманный на лжи Алждис. – Так дело не в дарах! Не в кровинушке нашей! – он тяжело вздохнул. – В этом году Гедрюс сказал зверя ловить. Дескать, большая беда идёт, а значит, большой дар надоть. Так зверь тот гнилым оказался!
– Зверь? Гнилым? – пропустив мимо ушей часть про беду, удивился Рентан. – Подробнее.
– Дык, утром вчера как раз оленя загнали – хороший олень, сильный. Такой… – Глаза старосты забегали, он явно чуть было не сказал лишнего. – Кхм, богу нашему очень нравятся такие подношения. Всегда хорошую зиму нам дарил и…
– Так что с оленем? – нетерпеливо прервал его причитания лекарь.
– Гнилой! Загнали, закололи, хотели кровь слить – а там гной! И внутри! Ни кишок, ни сердца – гной, черви, и мухи! Только шкура целая! Как у чучела того!
В такое верилось слабо, однако, судя по неподдельному ужасу на лице Алждиса, он говорил вполне искренне.
– Где этот олень?
– Сожгли, мастер-лекарь. Чистая правда. Гедрюс так сказал сделать, мол, дар покровителю нашему не понравился. А как сожгли мерзость ту, так ему, Гедрюсу-то, плохо и стало!
– Кому ещё плохо стало? Из тех, кто охотился или сжигал?
– Так… вроде никому. А сжигали мы втроём: я, Гедрюс да паршника тут один.
По лукавому тону старосты лекарь понял, что речь идёт не совсем про постороннего человека. Скорее всего, про сына или зятя.
– Я к Гедрюсу, а ты пока за парнишкой своим сходи, – скомандовал Рентан, осматриваясь.
Его привели на самую окраину деревни, фактически в лес. Здесь и стояла старая, но всё равно крепкая хата знахаря. Плетеный забор, который отделял её от деревьев, густо покрывали кости и черепа. Не людские, конечно, но впечатление это производило мрачное. Идти туда не хотелось просто категорически. От тёмных провалов окон и двери хаты прямо веяло неприятностями.