Он с улыбочкой растянул последнее слово, кивнув при этом головой и аккуратно взяв Ваню за плечо. Потом он написал в своём малюсеньком блокнотике с одной стороны листка – список продуктов, которые нельзя употреблять после операции, а с другой – которые нужно. Оторвал листок, отдал его Ивану, а сам ушёл вслед за каталкой.
Повертев в руках листок, читая список, Иван тоже медленно побрёл на выход.
От больницы до дома пешком идти «прилично» – минут 20-25. Можно, конечно, на маршрутке, но спешить было некуда. Дома его никто не ждал. На «работу» тоже не нужно было возвращаться. Решил шесть рублей сэкономить. Да и: «Почему бы, при наличии времени, не прогуляться по хорошей погоде?».
Шёл медленно. Долго. В голове – бред какой-то. В глазах стояла картина, которую он видел в больнице, заглянув под одеяло: вида голого Розаниного тела с огромной окровавленной прокладкой между ног.
Голое тело, конечно, возбуждало. Но вид портила кровавая прокладка. Просто прокладка не придаёт сексуальности, а окровавленная – и тому подавно.
Зайдя домой скинул ботинки. Зашёл на кухню, выпил кружку воды. Прошёл в свою комнату.
Комната с минимум мебели. Заходишь, дверь открывается внутрь, вплотную примыкая к правой стене. К этой же стене изголовьем, ногами к окну, стоял диван. У окна, в так называемом красном углу – шкафчик. На окне шторы без тюля. По большому счёту и шторы были не нужны и прибывали всегда в раскрытом состоянии. Сторона не солнечная. Под окном высокие, выше окна, деревья. А за окнами на сотни метров нет домов. Сеть каких-то пешеходных дорожек, игровые площадки, места для сушки белья, маленькие и большие, но все одноэтажные магазинчики. Окно естественным ландшафтом полностью защищённое от посягательств любителей поглазеть в подзорную трубу. Только звёзды и луна, безмолвные свидетели происходящего в комнате. Вдоль стены, разделяющей спальни соседей Олега и Ивана, у окна – письменный стол, у двери – крючки для одежды. Вдоль комнаты, почти на всю её длину, лежал палас: старый советский вязанный половик, тонкий, без ворса, который Ваня смеясь называл «персидским ковром». У изголовья дивана, возле двери стоял стул.
Снял форму, бросил её на спинку стула. Упал на диван.
В глазах стояла всё та же картина с окровавленной прокладкой. Иван стал отгонять её, вспоминая приятные моменты, проведённые с Розаной.