Мадина – так звали эту женщину, с любопытством разглядывала Инну, которая с кротким и безмятежным видом сидела напротив. Блаженный взор её блуждал по гостиной, задерживаясь то на затейливом узоре обоев, то на каминной решётке, то на картинах над диваном.
Мадина, не сводя с Инны глаз, тихо спросила у Ольги:
– А вы пробовали разобраться с этим даром вашей сестры?
– Да нет у неё никакого дара, – ответила Ольга устало. – Инна психически больна, с пятнадцати лет. Она под постоянным наблюдением врачей, время от времени её кладут в психушку, я регулярно колю ей успокоительное. И мне не понятен тот ажиотаж, который вы и ваши подруги устроили вокруг Инны. Мне своего дурдома хватает, нет у меня сил на другое.
Мадина резко развернулась к Ольге:
– Послушайте, ну так мы же и предлагаем вам помощь. И Галя, и я, да любая из наших женщин с удовольствием возьмёт к себе вашу сестру, будет опекать её, заботиться, носить на руках! Почему вы отказываетесь?
Ольга помолчала.
– Понимаете, мне жаль вас, я очень сочувствую вам, вашим подругам, вы потеряли самое дорогое, что может быть, – ваших детей, сыновей. Ваше желание вернуть их тоже мне понятно. Хотя желание это иррациональное, никак не связано с реальностью… Но поймите и вы: я чувствую во всём этом… неправильность, что ли. Причём какую-то пугающую неправильность. Я тоже не могла долго отпустить своего отца, сопротивлялась его смерти, хотела верить, что он жив, и в итоге пропустила всю свою жизнь. Может, и душе его навредила тем, что держала вот так на привязи.
– Ольга! – Мадина умоляюще сложила ладони. – Ольга, послушайте меня: мой мальчик, мой сын, моя гордость, талантливый, умный, красивый, утонул в реке. Нам сказали: роковая случайность, сильное течение, водоворот. А я не могу смириться, он прекрасно плавал!
Я хочу знать, что случилось с ним, неужели что-то или кто-то стали причиной? Может, кто-то убил моего сына? Я не могу найти виновного и отомстить. Там, в той поездке, были все его друзья, девушка, у них такая компания была… все – дети богатых и известных родителей, понимаете?
Всё кончилось для меня с его смертью, я не могу отпустить его, как же я буду жить дальше? Зачем? У меня нет ни сил, ни желания жить, но убить себя не могу, нет, вот это неправильно. Я, пока не умру, буду жить с мыслями о моём сыне, с памятью о нём, и я хочу с ним общаться, разговаривать.