– Конечно, если ты захочешь, – добавила тихо она.
– Я? – у Ивана запершило горло, и он осекся.
– Мы можем гулять в парке… я люблю парк Горького. Я недалеко живу, можем ходить на выставку в ЦДЖ.
Рошин смотрел на нее и понимал, что она сбивчиво говорит не совсем так, как ей хочется. «Она тоже…» – горячей искрой обожгло его. Он смотрел ей прямо в глаза, которые говорили: «Я не знаю, где и когда, но хочу обязательно быть с тобой…»
Иван не выдержал ее обжигающего взгляда и посмотрел на кровать.
– Вижу, что все имущество уже готово к переезду, – улыбнулся он.
– Да. Я вообще легкая на подъем.
Через два дня они уже встретились на набережной в парке Горького.
Рошин, ожидая Вику, смотрел на широкую почти недвижимую Москву-реку. За ажурными белесыми арками Крымского моста вырисовывался яркий купол Храма Христа Спасителя, чуть правее торчала темная верхушка железного монумента Петра. На противоположном берегу стройные добротные дома красивой набережной. Вдали перед стеклянным пешеходным мостом величественное строение, словно мощная птица, здание Министерства обороны.
Он сразу почувствовал ее мягкие руки на своих плечах.
– Извини, что немного опоздала, – горячо посмотрела она, когда он радостно обернулся.
Рошин был рад одиночеству минуту назад, но совсем не понимал за что. Собственно, она извиняется. Вика взяла его за руку, и он вновь ощутил нежное и необыкновенно жаркое прикосновение.
– Я очень рад …Будто ждал тебя два дня…
– Два дня? – игриво улыбнулась Вика.
Она поняла глубину его взгляда и опустила глаза. Слова куда-то пропали для обоих. Вокруг небо, водная гладь и свежий воздух на этот миг замерли. Когда Рошин был рядом с Викой его сомнения: ревность к Арсену, близость к Зинке, родители, университет уходили куда-то в безбрежную даль, все таяло внутри и в душе обнажалось что-то глубинное, неизведанное и неописуемо привлекательное. Это было не мирское влечение, казалось, оно из глубины веков, объединяющее всех и каждого далеким звездным, безбрежным временем из ушедшей неведомой цивилизации. Оживали непонятные загадочные люди до Новой эры, из Средневековья. Дурман этот он не понимал, но он существовал, и Иван чувствовал его всем своим нутром. Он не мог объяснить, что происходит с ним, видя ее взгляд Мадонны, необычный изгиб нежных губ в загадочной улыбке. И даже ее движения рук были непохожими на какие-либо другие. Они казались ему божественными из воображаемой мифологии. Удивительно ярко действовал на него голос Виктории, он был тоже из прошлого, которое вобрало все невообразимо привлекательное искусство птиц Сирина и Алконоста. Нежный и одновременно сильный. Колдовской звук музыки Средневековья – лирическое мягкое сопрано, оплакивающее возлюбленного Христа.