Про медведей я ничего не сказал, потому что сам их боюсь. Мы шли гуськом, первая Дамка, за ней Ленка с палками для душа, похожими на копья, в руках, потом Мими, я последним. Росы почти не было. Поднимающееся солнце подсвечивало фонариком спины идущих впереди.
4
Чем ближе подходили мы к лесу, тем отчётливей раздавались сладострастные возгласы мимишек, которые никак нельзя было отнести к Ленкиным ногам, торчащим из-под рюкзака. Место действительно было красивым. По зелёному пригорку взбегали вверх берёзы, сперва редкие, потом прибавляясь в числе, таволга, уже отцветшая, держала свои сомкнутые кулачки., на кустах шиповника висели многочисленные ягоды, розовеющие бочками. Вся эта пастораль метров десять не доходила до реки, сменяясь камнями, в камнях, мурлыкая, струился ручей. Всё это было густо освещено солнцем. Дамка быстро поймала в траве за хвост какую-то ящерку и положила его к нашим ногам.
– Фея, – произнесла Ленка. – Все удивлённо посмотрели на неё. – Не хватает феи, которая вылезет из кустов с подарками для всех.
– Вот и первый недостаток. Должны быть ещё, – я закинул за спину ружьё, невесомое после рюкзака, – пойду искать место для второй стоянки.
– Я тоже могу пойти, – уверила меня Ленка.
– И мы, – Мими.
То же самое промолчала Дамка.
– Нет. Всем отдыхать, готовить завтрак, искать недостатки и грибы. Надеюсь, я скоро.
Прекрасно одиночество, отмеренное нужными дозами. Особенно – если мерка в твоих руках. Лес отчётливо ограничивался крупными острыми камнями, ближе к реке камни становились мельче и глаже. Я шёл у самой воды и считал шаги. Среди берёз появились ёлочки, сперва по одной, потом компаниями. На противоположном берегу степь тоже сменилась лесом, но там над каменной осыпью, в тени, в плотном строе равнялись угрюмые ели. Впереди на берегу кто-то стоял, большой, толстый и страшный.
Подойдя поближе, я увидел, что это камень, выше меня ростом, почти круглый. Я назвал его Хрюнделем за явно выраженный пятачок и общее неприветливое выражение лица, с которым он посмотрел мне в спину. Хрюндель остался на 837-м шагу.
Река почти не петляла. Попадались заливы с осокою и аиром, некоторые даже с обратным течением. Полцарства за спиннинг – кто понимает, не осудит меня!
Где-то на полутора тысячах шагов берёзы сменились осиной с ольхою. Многие осины торчали сухими, валялись как попало на земле, оплетённые подлеском из рябинника. Потом лес чуть приподнялся над рекой и отдалился, вместо осин появились сосны. По дороге мне встретились два ручья. Отмерив 2000 шагов, я прекратил счёт, когда увидел впереди, в бурой каменистой осыпи, что-то блестяще-выпуклое. Это оказалась голая скала, похожая на лоб без лица, причём лицо лежало выкрошенным тут же, внизу, получалось, что лоб как будто нависал над всем берегом.