Возьму – и не пойду в школу. Мама это разрешала, так как училась я хорошо. Разовые прогулы ни на что не влияли, а на головную боль сослаться легко. Но я не на диванчик с этой якобы болью забиралась, а шла на улицы города.
Помню удивительный день конца сентября, пестрый ковер листьев на тротуарах. Город был тихим и усталым, а еще – неярко золотистым, как потускневшая от времени позолоченная посуда. Листья шуршали у меня под ногами, а прогулка имела одну цель – находить улочки почти незнакомые и немного фантастические. Сворачивая на них, я представляла себе, что только вчера родилась и впервые вижу этот город. Ощущать такое – и тревожно, и сладко!
Восхищало все: силуэт старой церквушки на фоне голубого осеннего неба, наполовину облетевшее дерево, долгожданная прохлада прозрачного воздуха, первый ледок на лужах… Я плотнее закутывалась в осеннее пальтишко, радуясь его уютному теплу – потому что представляла себе близкое уже дыхание зимы. Мне слышалась едва уловимая музыка в окружающей тишине: ее создавали шорохи падающих листьев, шорохи крыльев птичьей стаи, которая пронеслась над куполом церквушки…
На соседней улочке росли огромные клены, похожие на разноцветные шатры. Из их листьев можно собрать роскошный букет, чем я сразу и занялась. Мне было чудно хорошо в этом незнакомом городе, но до боли хотелось чего-то… Чего? Не знаю. Весь этот побег в осень был наполнен вроде бы и счастьем, но не совсем. Скорее, это было предчувствием счастья, подготовкой к нему. И вообще – к чему-то такому, что ждет впереди, но пока – тайна.
Домой я возвращалась в сиреневых сумерках – прозрачных и нежных, как и все, что было перед глазами в этот день. В руках несла охапку кленовых листьев, в сердце были и счастье, и грусть. Себе я казалась повзрослевшей и обновленной.
Завтрашний школьный день уже не пугал – сил хватит до следующего такого же праздника.
Но наступило завтра, и на первом же сдвоенном уроке литературы я эти силы начала тратить, потому что сочинение о Татьяне Лариной писала с активным желанием поспорить. Ведь именно в честь этой пушкинской героини я и получила свое имя.
– Татьяна Ларина – идеал женщины, – не раз говорил отец. Я хочу, чтобы душою ты была похожа на неё…
Ну, конечно: младенцев никто не спрашивает! Давали бы сначала временные имена с правом замены их… допустим, в подростковом возрасте. Я бы таким правом воспользовалась, так как с отцом, а заодно и с учебником литературы, совершенно не согласна! Татьяна Ларина мне нравится, но душевные качества я бы предпочла иметь другие, потому что ну вот нисколечко не хочу благородно страдать от безответной любви! Не мыслю свою личную жизнь похожей на ту, что была у Татьяны…