Друзья не понимали, что со мной происходит. Никто не понимал. Что там говорить – я и сам не ведал, но точно знал, что если её не увижу хотя бы день, то сойду с ума. И тогда я сделал невообразимое! Я – анор! – вмешался в дела эноров. Обычно эти две касты соприкасались в крайне редких случаях, несмотря на то что одни являлись слугами других, управлялись обе касты обособленно. У эноров были свои старейшины, которые тщательно следили, чтобы «господин» всегда оставался доволен. В случае если замечалось недовольство или обязанности выполнялись некачественно, слуга менялся. А аноры никогда не обращали внимания на слуг. Так было принято. Как в ресторане. Есть посетители и есть обслуживающий персонал. Да, одни прислуживают другим, но крайне редко человек требует, чтобы ему заменили официанта. Так было всегда. До меня. В принципе, если проводить аналогию с рестораном, моё положение было сродни положению директора, пришедшего в своё заведение пообедать. И я назначил её своим секретарём. Я имел на это полное право, но стал первым, кто так сделал, и «общественность» была повергнута в шок, но мне было плевать.
В конце концов все утихомирились, а тех, кто не хотел, успокоили насильственно. И мы стали встречаться каждый день. Я придумывал ей какие-то бестолковые задания. Мне хотелось видеть её, а она… меня боялась. Нет, я её прекрасно понимал: это я помнил, кем являюсь на самом деле, и понимал, что все эти непреложные табу не более чем очередной блок в сознании. Однако она-то этого не знала. На глазах Эоле я рушил основы её вселенной. И тогда я начал «писать дневник»: рассказывал ей про себя и свою жизнь, про то, как я родился, почему так не похож на остальных. А она записывала. Так прошло несколько лет.
Шёл очередной день. Я диктовал, а она записывала.
– Жизнь за жизнью проходили мимо, я не знал, как это изменить, не ведал, что делать… Но был абсолютно уверен, что изменить надо.
– И все эти миллионы жизней ты оставался один?
Это были первые её слова. Самые первые. До того момента она всегда молчала. Это было неожиданно. Я уже настолько привык к её молчанию, что даже не сразу осознал, что произошло. А когда понял… Я повернулся и наткнулся на её взгляд – будто взгляд ребёнка, вставшего на дороге у дикого медведя. Ей было страшно. Безумно страшно. Однако что-то не давало ей отвернуться. Что-то, что было сильнее страха, сильнее смерти, сильнее этого мира. Она смотрела мне в глаза, и в них разгоралось пламя. Секунда тянулась за секундой, и с каждым мгновением стены, возведённые между нами этим миром, становились всё тоньше и тоньше. Я подошёл и коснулся её щеки. Она дрожала. Её и без того бледная кожа стала совсем белой, но взгляда она не отвела. Так мы и стояли. Я не помню, сколько времени прошло, потому что время исчезло, а вместе с ним и дворец, люди… Весь мир перестал существовать. Остались только мы двое. Мироздание кружилось вокруг нас, миры и вселенные казались снежинками в ночном небе. И больше ничего не было нужно… Всё во вселенной наконец-то встало на свои места. Это была вершина счастья! Большего желать невозможно!