Когда его молитвы к Зевсу остались без ответа, Поллукс использовал заплетенный узел, сделанный из их с братом волос, чтобы привязать дух Кастора к земле. Я рассматриваю потертый узел, который держат братья, и нож в руке Поллукса. Смертность брата его тяготила. Бессмертному Поллуксу не хотелось, чтобы она омрачала его жизнь.
Я наклоняюсь над Фрэнсисом, и мой обнаженный кинжал сверкает в темноте, словно молния. Из всех существующих заклинаний узлы смерти – самые отвратительные. Я состригаю пряди наших волос и взвешиваю их на ладони. Нерешительный первый шаг, за который любого практикующего магию бы прокляли. Я уже обречен, так что прокручиваю в голове слова отца и без колебаний связываю вместе наши пряди. Моя тьма затмевает его свет, я запечатываю петлю, нашептав в нее, и застываю в ожидании.
Лондон, февраль 1645 года
Я вторгаюсь в жизнь усопшего, как грабитель. Обрамленный позолоченной рамой зеркала, я стою неподвижно, словно мертвец, пока Стивенс облачает меня в одежду моего брата. Через эркерное окно я краем глаза улавливаю вид Сент-Джеймсского парка – белый заснеженный пейзаж, запятнанный движущимися силуэтами прохожих. Серый свет просачивается с улицы и сквозь зеркало. Я рассматриваю синие вены на шее Стивенса, напоминающие паутину. Он ловко орудует пальцами, покрытыми пятнами, а губы его сжаты в тонкую линию. С прошлой нашей встречи он со мной не разговаривал и нарушил молчание, лишь чтобы сообщить мне о скором прибытии судьи Персиваля. Моего брата вчера похоронили. И вот я стою на его месте, словно нечто аморфное, ожидающее, что ему придадут форму для какой-то важной цели.
– Красный.
По моей четкой команде Стивенс огибает желтую кровать с балдахином и достает из гардероба дублет.
– Цвет роялистов, – предостерегает он.
– Цвет Фрэнсиса. А теперь – мой, – возражаю я, вздрагивая от воспоминания о том, как провел ночь над гробом своего брата, пока приближающийся рассвет не заставил меня признать тот факт, что я – не ведьмак.
Стивенс щелкает зубами, и по его просьбе я надеваю бриджи и приподнимаю руки, чтобы он смог натянуть на меня расшитый красными бусинами дублет Фрэнсиса. Сам процесс одевания разворачивается, словно танец, в котором я нерешительно выполняю полузабытые па под музыку собственного сердцебиения. Все это начинает действовать мне на нервы, потому что запах моего брата проявляется все сильнее с каждым предметом одежды, который Стивенс накидывает на меня поверх других, подобно савану.