– Как раз то, что надо, – кивнула я. – Это дом подруги, я приехала в отпуск, чтобы отдохнуть.
– Лизы? Вы подруга Лизаветы Сироткиной?
Дед снова шлепнул Даню по руке, но уже в каком-то ином ключе.
– Не обращайте внимания. Поселок маленький, а слухи большие.
– О Лизе? Или о доме?
– Да, немного того и другого. Только дом этот не ее вовсе. Принадлежит ее деду.
– Принадлежал, – мягко поправила я его. – Захар умер, и теперь дом принадлежит Лизе.
Дед услужливо кивнул, но на лице его и Дани я заметила легкое беспокойство.
– Странно, что дом унаследовала Лиза, а не ее мать.
– Тетя Настя умерла несколько лет назад, – сказала я. – Думала, вы знаете.
– Нам не от кого знать, Лизавета нечастый гость здесь, особенно в последние годы, а связи с Настей у нас давно нет.
– Вот как. Значит, сама она не бывала здесь?
– Должно быть, лет пятнадцать, если не больше. После смерти Сергея, отца ее, Лизавета здесь не появлялась.
Получалось, Лиза отправила меня в дом, который сама и не знала вовсе. Было ли там все так радужно, как она описывала?
– Надеюсь, дом на месте и его не смыло в озеро, – невесело улыбнулась я.
– Со смерти старика Захара и не бывал в доме, – дед отвернулся от меня, устремив взор куда-то к озеру, которое едва виднелось за деревьями.
– Деда Лизы?
– Да, Сироткина.
– Рыбачили мы на днях, были неподалеку, – сказал Данил. – Жуткий он.
– Брось ты ее пугать, – махнул рукой в его сторону дед. – Мы вернемся за машиной позже, не забудь бак залить.
Он подхватил меня под локоть и потянул к своей машине.
– Милка, должно быть, заждалась нас.
Я мягко вывернулась из его руки и повернула обратно.
– Один момент, – сказала я и заглянула в багажник своей разбитой машины. – Тут был мольберт. В своих вещах, которые вы занесли в гостиницу, я его не нашла. Надеюсь, он не повредился при аварии.
Багажник был пуст, не считая непонятно как попавших туда пожухлых листьев.
– Вы об этой странной деревяшке? – дед кивком подозвал меня и открыл заднюю дверь своей машины. – Я сегодня только заметил, что не выложил ее.
– Мольберт. На него крепится холст на подрамнике.
Дед непонимающе уставился на меня, затем перевел взгляд на деревянную конструкцию. Я подумала, что из всех слов он понял только «крепится» и пытался понять к чему именно.
– Это чтобы рисовать, – пояснила я.
Мольберт лежал на заднем сиденье УАЗа и был целехонек. Я села в машину и поежилась от взгляда Дани. Он был сильно встревожен, и эта тревога передалась мне. Меня буквально распирало узнать, что так пугало в этом доме такого здорового мужика, как Даня, но дед лишь отмахнулся, сказав, что местные – мастаки выдумывать всякую чушь. Поняв, что у деда выспрашивать нет смысла, я решила позвонить вечером Лизе и расспросить ее.