Она поправила подол своей юбки. На безымянном пальце у неё было серебряное кольцо с бирюзовым камнем.
– Но действительно серьёзные и взрослые люди спят по ночам, – мягко усмехнулась она, потом последовала незначительная пауза, она молчала, разглядывая меня.
– Из какого ты класса? – спросил я. Мы всё так же сидели вплотную.
– Из твоего.
– Ты выглядишь младше… Извини, я ещё никого не знаю, не заметил.
– Да, я знаю… Мне часто дают меньший возраст – это всё генетика, – она улыбнулась и склонила голову набок. – Мама говорит, позже состарюсь.
Я не мог шевельнуться – боялся нарушить ореол её существования, как будто вокруг неё была неощутимая дымка, и смотрел, смотрел на неё не отрываясь.
– Ты выбрал не лучшее место, чтобы убить время.
– Что? Почему?
– Мы напротив окна директора.
Так мы и оказались у неё дома.
Она сказала, что это недалеко, время у нас было – на тот момент полтора урока. Я почему-то согласился, хотя перспектива прогулять уроки меня не радовала. Но любые её действия казались верными… Меня пугало, как сильно она меня влечёт.
– …Также советую тебе «Бойцовский клуб» Чака Паланика, – она стояла на коленках перед полностью заставленным книжным стеллажом, пытаясь выискать необходимое на нижней полке. – Но это похлеще Вербера. Так же своеобразно, но намного динамичней, как по мне. Не так жидко.
Она посадила меня к себе на кровать (за неимением другого места: её стул был завален одеждой) и сама складывала стопку книг рядом, попивая кофе, который мы сделали вместе на кухне. Я оглядывался по сторонам, стараясь подметить какие-то мелочи, которые могли бы мне помочь судить о ней как о человеке.
В её комнате было очень светло и просторно; свет, льющийся сквозь занавески, казался холодно-белым, как будто ангел заглянул к ней в комнату. При этом повсюду валялись какие-то листочки, исписанные мелким почерком с двух сторон, одежда лежала горой и в кресле, и на стуле. Стол был заставлен несколькими кружками, как и у меня в комнате, их всегда лень относить. И книги… книги – везде они были, куда бы ни падал мой взгляд. Они поглощали её жизнь, выходя за рамки книжного стеллажа. Весь этот бардак был как будто бы искренним и честным, отчего мне становилось тепло, пока сидел здесь, в её комнате. Мама часто попрекала меня за такое, и я усмехнулся, отметив, как мы похожи с моей новой знакомой в неидеальности.