– На днях прочитал мнение одного известного англичанина, – заметил мужчина за пятьдесят, сидевший напротив говорившего, – он пишет, что, если западные страны не сумеют сейчас удержать Россию, то к 1930 году у неё не будет соперников.
– Пожалуй, это тот самый редкий случай, когда англичанин не слукавил, – усмехнулся Квашневский-Лихтенштейн.
Брюсов вдруг встал и с воодушевлением продекламировал:
Враждуют вечно Аполлон и Дионис,
Поэты жаждут катастрофу с нетерпеньем.
ʽA realibus ad realiora!ʼ
[13] – наш девиз,
Познайте истину, остановив мгновенье!
– Браво, – равнодушно отозвался Квашневский-Лихтенштейн. – Но я продолжу мысль: люди скорее поверят лжи, завёрнутой в кричащую газетную упаковку, чем правде, лежащей на поверхности…
– Именно так! Никто не задаётся вопросом ʽСui prodest?ʼʼ[14] Вот на вчерашнем заседании Думы как раз… – вступил в разговор Дранков.
– Ах, господа, умоляю, только не надо о политике! – прервала его Александра и, кивнув Брюсову, воскликнула ʽVive la vie! Vive le moment!ʼ[15], после чего выпила бокал шампанского под одобрительные возгласы окружающих.
– О чём вы задумались? – обратился Брюсов к Квашневскому-Лихтенштейну.
– Вспомнил о письме другу римлянина Сидония Аполиннария.
– И что же он писал?
– «Я сижу у бассейна на своей вилле. Мы живём в чудесное время. Прекрасная погода. Всё тихо. Стрекоза зависла над гладью воды. И так будет вечно!»
– C'est très bien![16] – восторженно отозвалась Александра.
– Да. Но только через три года варвары уничтожили Рим.
* * *
Хлебников вышел из ресторана и стоял, жадно вдыхая свежий воздух.
– Число – да, конечно… – шептал он. – Именно, это число… Надо предупредить всех, но если они мне, как обычно, не поверят… Сверить расчёты по доскам судьбы… Невоград – четвёртое измерение! – вдруг воскликнул он, направляясь неведомо куда.
Навстречу ему попался Александр Тиняков.
– Вы уходите? – удивился он. – Зачем же? Бурлюк всё ещё в «Вене». Там вино, коньяк, мясо и музы.
И тут же, с пьяной, циничной ухмылкой стал цитировать стихи. И настолько увлечённо, что легко можно было предположить, что свои:
– Со старой нищенкой, осипшей, полупьяной, мы не нашли угла. Вошли в чужой подъезд. Засасывал меня разврат, больной и грязный…
Неожиданно подошедший Владимир Шорох прервал его:
– Аполлон накажет вас за это.