А, плевать. Даже и хорошо, что я совсем не знаю ни его внешности, ни его имени. Ведь если его покалечат или даже убьют – вероятность чего в принципе высока в последнее время и лишь растёт из месяца в месяц всё сильнее, – мне будет по фигу. Уверен, что если он так же, как и я мысленно рассуждаю о нём, думает обо мне, то приходит к тому же самому выводу. Единственно верному, хоть и слегка печальному с точки зрения моральных ценностей человека как высшего и, по идее, цивилизованного существа на планете Земля. В чём я очень и очень сомневался не только в последнее время, но и ещё и будучи подростком. Особенно когда спал на одной из сорока коек, втиснутых в небольшое казарменное помещение, которому, судя по устаревшему интерьеру, было лет двести, не меньше… Интересно, помнят ли ещё мои родители обо мне? И живы ли они в принципе? Разыскать их я так и не сумел, сколько ни пытался.
Неожиданно мне в плечо ударился какой-то лёгкий предмет, с глухим стуком отскочил от наплечника и упал со звоном на испещрённый трещинами асфальт. Алюминиевая банка из-под дешёвого пива, которое с пеной теперь разбрызгивалось из вскрытого лепестка. Она медленно докатилась, грохоча, до ливневой канализации, защитная решётка которой была сбита, и исчезла в её наверняка доверху забитых аналогичным мусором недрах. Я не обратил на произошедшее никакого внимания. Мы с напарником просто-напросто двигались дальше.
Что случилось с людьми… Мы создаём мусор, копим его, живём в отбросах. Нечистоты, фантики и банки, грязь… Из уроков истории я помню, что некогда людей за серьёзные, по мнению окружающих, провинности забивали камнями. Сегодня же, судя по всему, закидывают мусором. Хорошо, что всё это отребье вокруг нас не видит моей улыбки под затемнённым забралом шлема. Не знаю отчего, но мне на самом деле вдруг стало смешно, я едва сдерживался от того, чтобы не издать смешка, ведь тогда я уверен, что начал бы просто-напросто хохотать на всю улицу. Хотя, говорят, смех бывает не только от весёлых и радостных мыслей. Бывает ведь и истерический хохот. А ситуация вокруг была вполне себе напряжённая и малокомфортная, как раз подходящая для нервного срыва.
В любом случае хорошо, что у моего напарника не слетела крыша из-за этой треклятой банки. Мысленно я уже хвалил его, но тем не менее не успели мы сделать и двадцати шагов, как я осознал, что, видимо, поспешил радоваться его благоразумию.