Слова такие же горячие, как его руки. Невозможная пытка – мне снова мучительно хотелось освободиться. Я раздвинула ноги, поместила два пальца на трусики, пропитавшиеся его спермой и моей влагой, и прямо через белье стала приближать себя к оргазму. Женя горящими глазами наблюдал за моей рукой, вбирая мои стоны и втягивая носом запах нашего желания. Он сжал кулаки, а его член снова набух, было видно даже через одежду. В этот миг удовольствие накрыло меня туманной волной.
Я достала бумажные полотенца и стерла сперму со своих ног. Сняла трусики и вложила в его руку.
– Следующего раза не будет, – ответила твердо, поправила юбку и вышла из туалета.
В тот момент я правда была в этом уверена. Как и в том, что Женя, застыв с моими трусиками в руках, смотрит мне вслед.
В жизни нет ничего абсолютного. Даже предательство не стопроцентное зло. Как минимум оно означает, что с кем–то у тебя были по–настоящему близкие отношения. Ведь если отношения поверхностные, предать не получится, разве что несерьезно ранить. Вот и получается, что предательство высвечивает огромную ценность.
Из непрочитанного письма №79, 2012 год
Как и отец, я люблю хорошие вещи. А еще производить впечатление. Кстати, часто первые помогают второму. Мой жизненный опыт показывает: по–настоящему хорошая вещь не впечатлить не может. «Хорошая» обычно равно «очень дорогая».
У бати впечатлять получается непринужденно. Например, основной его офис в Москве – бывший купеческий дом недалеко от Кремля. Снаружи это облагороженное старье, а внутри каждая мелочь говорит о большом уме и деньгах. Не в том смысле, что много сусального золота и лепнины (хотя от отца можно ждать и такого, вспомним его королевскую резиденцию). Наоборот, все очень просто, современно и дорого. Дизайн продумала британка, которая во всеуслышание обслуживает Элтона Джона, Шерлока, королевскую семью и втайне – российских олигархов. По–настоящему богатые дяди не любят шумихи.
Деревянные окна транслируют муравьиную жизнь центра Москвы. А внутри черное дерево стильно спорит со светлым мрамором, пока огромные светодиодные экраны крутят котировки и круглосуточные новости. Да, где–то еще смотрят этот шлак. И я говорю не о биржевых данных.
Маюсь в приемной, потому что у отца международный созвон, красный уровень важности. Референт, имени не помню, обычно прохладная и нежная, как сливочный пломбир, торчит над монитором колоссом Родосским. Ноги, правда, сдвинула под столом, лицо суровое. Не пропустит.