Как бы болезненно ни было воскрешать в памяти лицо О'Райли и события того ужасного дня, когда всё перевернулось с ног на голову, Бентлей смотрит в лицо своей боли. Теперь, пожалуй, единственное, что ему осталось, – пытаться разобраться в мотивах Морганы, не имея возможности спросить напрямую: «Зачем ты это сделала?» А мотивы чисты и просты: она знала больше. Знала и не поделилась, а может, осознала в последний момент, что совершила. И, пытаясь исправить, начала допускать всё больше и больше ошибок. Напуганная, она уже не была сама собой. Рациональность в ней сдалась напору и внутреннему крику: «Хватай и беги!»
Бентлей смотрит на кончики пальцев. Этими руками он расправился с ней, не дав и шанса объясниться, всё ведь могло бы быть по-другому. И вместо бойкой Валерии сейчас ему могла бы помочь Моргана. Он не исключает исхода, при котором они оба могли бы оказаться на виселице, но это было бы в сотню раз проще, лишь потому что О'Райли была бы жива и её опыт побега от правосудия сыграл бы им на руку.
Паразит под гордым именем Совесть сгрызает любое рождающееся оправдание.
Останавливается тюремный экипаж очень резко, и Бентлей слышит недовольное ржание лошади. Он расправляет плечи, чтобы не сутулиться и не казаться в глазах арестовавших его солдат опустившимся и ничтожным – таким, каким он стал из-за всего происходящего в его жизни. Ключ поворачивается в замочной скважине, и солдат снимает замок с дверей.
– Сэр Кеннет.
– Не нужно, я сам.
Бентлей спокойно выбирается из экипажа и сразу же протягивает руки, чтобы на запястьях защёлкнули кандалы. Если не оказывать сопротивления при аресте, то надзиратели могут подумать, что он не слишком опасный – это поможет усыпить бдительность. Можно надеяться, что отношение будет не слишком суровым.
Солдат, стискивающий в зубах тонкую палочку, ведёт плечами. Он и его товарищ берут Бентлея за руки, ещё несколько вооружённых мужчин обступают их со всех сторон, будто он самый опасный из заключённых. Возможно, у Морганы при аресте конвоиров было побольше, но Кеннета это не задевает. Он оглядывается по сторонам и к своему неудовольствию понимает, что место, в которое его приволокли, внутри выглядит хуже, чем снаружи.
Ньюгейт. Глядя на потемневшие от времени стены постройки, расположенной напротив центрального уголовного суда Олд-Бейли, легко сгинуть от тоски. «Чёрный, как Ньюгейт», – неизменно говорил один знакомый отца, старый работорговец, рассуждая о том, сколько и каких рабов он увёз в Джорджию.