Две зимы - страница 2

Но не легче дни, когда настаёт вдруг мёртвая тишина. Ветер стихает. Всё замерло, не колыхнётся. Застудил всех царь-мороз. Синеет небо, снежная пелена сверкает, слепит и режет глаза до боли. Ледяной воздух обжигает горло. Уже не тоскует, не гневается Зима: она всё вокруг ненавидит.

В такие дни лучше всего сидеть у горящего очага, прижавшись плечом к плечу, потому что и в дома заползает холод ненависти. И если не поддерживать друг друга своим теплом, ничего от нас не останется.

Альфред вошёл в халле, самый большой дом в деревне. Халле принадлежал его бабушке, старейшине. От огня, пылавшего в очаге, у него сразу вспыхнули щёки.

Зима только началась, а холода уже стояли знатные. Второй день шёл снег и, похоже, не думал останавливаться. Альфред постучал ногой об ногу, сбивая с обуви ледышки. Откинул капюшон оленьей парки и огляделся.

– Ну и народу, клянусь бородой Локи! – недовольно пробурчал он, взглянув на взрослых, сидевших в халле.

Халле – главное место сборищ в Буревой. Сюда к Брумильде, старейшине, приходили и на праздничную трапезу, и на суд, и на совет. Халле напоминал опрокинутый корабль, крыша у него была похожа на корабельное днище. Посреди просторного помещения – каменный очаг. Вечерами возле него рассаживался народ и рассказывал разные истории, подкрепившись сначала за длинными столами, что занимали большую часть халле.

Но теперь было утро, а народ уже собрался! А не должно его быть. Но, похоже, половина деревни решила назначить тут друг другу встречи. Небольшими группками люди стояли в разных концах дома, толковали, хмурились, смеялись, размахивали руками, теребили косы.

Альфред всё ворчал, уткнувшись носом в воротник парки, а сам искоса поглядывал на помост в глубине халле, где выстроились бочки с пивом и где стоял небольшой столик, за которым он, бабушка и его дядя Рагнар обедали и ужинали. Альфред запустил поглубже руку в карман и нащупал кожаный мешочек, набитый горчичным семенем. Всё в порядке. Не прохудился его мешочек. Гул голосов наполнял халле. Прижавшись спиной к стене, Альфред начал потихоньку пробираться к помосту с бочками.

– Локи, помоги, – шептал он про себя, трогая клык лисицы с рунами, который носил в кармане.

Этот амулет хранил его с младенчества. Кроме него, у Альфреда ничего не осталось от покойных родителей.