Он медленно повернулся к ней. Синева в глазах отдавала чернотой.
– Что мы делаем? – резко спросила она. – Что мы творим?
И ушла. Распахнула дверцу, выпрыгнула. Напряженно вслушивалась – ожидала, что он бросится следом. Или заведет двигатель и догонит.
Ничего не происходило.
Пришлось обернуться. Автомобиль стоял на месте. Захотелось подбежать, распахнуть дверцу, влепить пощечину. Но вместо этого направилась в метро. Очень кстати подошел поезд, и она запрыгнула в вагон.
Ингрид ждала, что он даст о себе знать. Сама ничего предпринимать не станет. Теперь она сильная, чистая – как сказала бы мама. Если твоя совесть чиста, то и ты чиста. Она долго выбиралась из грязи, и вот под ногами твердая почва. Хоть какая-то определенность.
Он не звонил, не появлялся. А за неделю до Пасхи пришло письмо:
Что бы ты ни сказала и что бы ты ни сделала, но я с ней поговорю. Что ты планируешь – неважно. Теперь ты все знаешь. И еще: в четверг я улетаю в Барселону. Если хочешь полететь со мной, есть билет. Я заказал номер на двоих в гостинице в самом центре. Ты видела шествие каталонских детей на Вербное воскресенье? Если нет, на это стоит посмотреть…
И ни даты, ни подписи.
Она полетела в Барселону. Жене он так ничего и не рассказал. Но собирался.
– Я должен постараться не причинить ей боли. На это нужно время, ты же понимаешь. Можешь подождать?
Они были в парке Гуэля[6]; сели на длинную, отделанную мозаикой скамью. Ингрид провела ладонью по поверхности:
– Как красиво… Интересно, откуда взяли все эти маленькие кусочки?
У него готовы ответы на любые вопросы:
– Это куски стекла и изразцов. В свое время Гауди пришлось заплатить изрядную сумму людям, дробившим сырье для его мозаик…
По телу прокатилась дрожь. Голос сделался хриплый:
– Разрушить, чтобы построить…
Он погладил ее по щеке.
Блузка липла к телу. Хотелось пить. Болели распухшие ноги.
– Скажи мне начистоту, что во мне такого, что ты… что мы…
Ведь так все банально. Полная женщина средних лет, работает в книжном магазине. Живет обычной жизнью. Обычной, но не совсем. Такая невинность… Или наигранность? Может, в ней прячется сила, о которой она не подозревает?
Он ответил. Медленно подбирая слова:
– Всё в тебе нравится. Всё.
– Как это – «всё»?
– Вот, например, как ты поворачиваешься, когда смущена, как вспыхиваешь и смотришь в пол. Твой румянец, твое тело и то, что ты позволяешь мне с ним вытворять, то, как ты отдаешься…