Буквально. Комитеты сцепились, пусть и почти мирно. В правительстве пертурбации. В Европе и Америке жуткая истерия на тему «Мы все умрём! Сейчас прилетят советские супермонстры и за час превратят инфраструктуру городов в задницу!». Всё остальное? Прилагается. В этой каше никому не хочется разбираться. В КНР тоже не всё гладко с тех пор, как долбанный итальянец уничтожил ограничители. Что происходит во всех Зонах, кроме Дремучего – я и знать не хочу.
Ах да, самая мякотка. Причина, по которой еще где-то не рванул серьезный конфликт с танками, бомбами и уверениями в своей несомненной правоте.
«Дикари».
Почти полсотни лет неосапиантов эксплуатировали все, кто мог себе это позволить. Использовал на постоянной или временной основе, ограничивали, ставили эксперименты, принуждали. Разумеется, они бежали от такой жизни. Африка, Полинезия, Карибы, Австралия, да хоть Греция. Везде есть маленькие застрявшие во времени поселения, где люди предпочтут… не обращать внимания на пришельца, если он не желает им зла, а даже помогает. В последнем случае будут его укрывать, защищать, приносить продукты и вещи. А теперь, дамы и господа… ой, то есть товарищи и товарищихи, у всех этих «дикарей» появился шанс приехать в большой город к большому дяде, который им нередко снится, а потом выставить этому дяде счет за поломанную жизнь.
Сколько я завернул таких просителей о защите от дверей Окалины, чаще всего ломая им, дипломатично, правую руку… да и не припомню. Она их принимала в определенные часы, а дальше работал конвейер. Причем следующие видели и слышали, что происходит с предшественниками, но всё равно шли. Понимаю, надо было домой увезти хоть что-нибудь.
– О, Вить, гляди, – привлекает моё внимание Ленка, – Мужик машину толкает! Давай на нем линзы проверим?
Вовремя это она.
Вываливаемся с Довлатовой из лесополосы, невозмутимые как грибники. Я, молодой здоровенный громила, полностью лысый (побрили для маскировки), да и эта… с «бобриком». Худые, морды наглые, неформалы как есть. Но чего мужику с заглохшим 412-ым бояться? Наоборот, рад как родным, особенно мне. Улыбаюсь, гляжу ему в глаза, стараясь заметить, не дёрнется ли он от начального прихода моей экспатии. Нет, не дергается. Оживленно жестикулирует, приглашая меня к заду собственного ведра, объясняет, где допустил недочет на ежедневной профилактике, щерится прокуренными зубами. Линзы в глазах работают, я безопасен. Хорошо.