Вот уже показались огни Каира, но вертолет продолжал свой полет.
– Клаус, куда мы направляемся?
– В Александрию, – ответил он.
– Почему в Александрию? А как же наши вещи в отеле?
– Они уже в отеле в Александрии, не волнуйтесь. Ничего из ваших вещей не забыли, – он обернулся и внимательно посмотрел на меня с легкой усмешкой. В его глазах я читал немой вопрос. Но я не собирался отвечать на этот вопрос. Заветный пузырек спрятан у меня под рубашкой, и я крепко сжимал в руках красивый сундучок. Если он так нужен Клаусу, то почему сам не пошел за ним. Ведь явно послал меня в лабиринты по этой причине.
Всю ночь меня мучили странные видения, фараон, жрецы, красивая девушка танцевала передо мной. Утром, после завтрака, у меня появилась навязчивая потребность нарисовать портрет Тианты. Ее глаза преследовали меня неотступно.
Закрепив холст на мольберте, со странным раздражением начал смешивать краски на палитре. Мне никак не удавалось подобрать точный оттенок кожи девушки, ухватить тот взгляд сияющих глаз, напряженный и пылающий, передать цвет волос, черный как глубокая ночь. Я работал над портретом так иступлено, словно от этого зависело разрешение какой-то загадки. Эта загадка никак не отпускала меня. Мучительная неопределенность, недосказанность видений в пирамидах довлела надо мной. Работая над портретом, я словно пытался прорваться сквозь завесу роковой тайны.
Несколько часов напряженной работы вымотали меня, и бросив кисти, пошел мыть руки. Затем, подошел к портрету, и рассматривая его, заметил странный в нем эффект. Устало протер руками свое лицо и вышел на балкон. Я просто устал. Все-таки прогулка под пирамидами была весьма напряженной. С балкона я наблюдал, как мои друзья играют в теннис на корте. Очень энергичный вид спорта, он никогда мне не удавался. И как женщины управляются с такой тяжелой ракеткой.
В дверь постучали, и я открыл ее. На пороге стоял Клаус.
– Мне бы хотелось взглянуть на ваш портрет девушки, – сказал он, – конечно, если вы не возражаете.
– Кто вам сказал, что я работал над портретом? – я пропустил его в комнату.
– Догадаться было нетрудно, по вашему лицу, за завтраком. Вы сидели, за столом, среди своих друзей, и совершенно машинально участвовали в разговоре. А сами вы были далеко, очень далеко.
– Идемте, – сказал я кратко, – я покажу вам свою картину. Скажу вам сразу, я написал весьма странный портрет.