Да, его терпение и настойчивость – притча во языцех в отделе. Но нужен результат, а его нет. Арест очередного звена в цепи говноядцев без понимания ее начала и конца сродни провалу. Его нельзя допустить. И потому Серафим будет с Фаном вместе в любую погоду и в любое время дня, чтобы установить все пути и выходы этого противного Серафиму до ощущения мерзости человека, который спустя полчаса встает-таки с дивана и, наскоро для него (минут десять) одевшись, покидает квартиру, заставив Серафима отвернуться от входа. Контроль краем глаза. Главное, отследить, не вызывает ли Фан по ходу дела такси. Похоже, нет. Общественным транспортом Фан брезгует. Значит, пешком. Идеальная наружка. Но все равно приложения такси придется отслеживать каждые несколько минут. Пару раз Фан так уже уезжал. Приходилось догонять также на такси. Весьма неудобно и хлопотно. Сегодня, похоже, одной проблемой меньше. Возможно, Фан учитывает происходящее в городе. Сплошные красные линии по основным трассам. Еще вопрос: какое отношение он имеет к происходящему? Вся эта братия на колесах с Фаном и ему подобными. Вопрос не праздный. Заявка одна. Но поколения разные. Фан не так груб и прямолинеен, но смысл всего, что он писал и пишет, тот же. Они одной крови. Пусть большинство из этих тинейджеров на колесах наверняка не подозревают о его существовании. Но разрисовывая дороги и стены утренними пятью буквами, они занимаются ровно тем же, чем Фан и прочие говноядцы.
А что если связь прямая?
Задается вопросом Серафим, но поиск ответа на него приходится отложить. Фан выходит из подъезда. Осматривается. Обнаружив Серафима, довольно улыбается. Идет к Садовому, сразу повернув направо, в сторону Орликова переулка. Почти на углу одна из точек его общепита и точка говноядцев. Бельгийская пивная. Возможно, лучшая в городе. Серафим почти не пьет. Бокал пива – предел, за который за всю свою жизнь он выходил лишь однажды: при первом свидании с нынешней гражданской женой. Опыт получился удачным, но повторять его пока что нет необходимости. Так что при оценке данного заведения Серафим ориентируется больше на отзывы и общий антураж – приходится заходить порой. По выходным да и в будни вечером здесь живая музыка и литературные вечера. Последние, по определению Серафима, «говнядческая тусовка под поэтическим прикрытием». Серафим был дважды и быстро понял вторичность художественных смыслов и первичность политических. Читаемые тексты, впрочем, были достойного качества. Но авторы, почти все, в картотеке отдела еще с советских времен.