Дуракаваляние, или Пробы пера в прозе и стихосложении - страница 30

Шрифт
Интервал


На улице оказалось мокро и зябко, мерзли руки. Колючий ноябрьский дождь безжалостно хлестал по лицу, по плитам тротуара, по кучам листьев, по зонтам прохожих. Пронизывающий ветер гнал над куполом цирка, за Волгу, нижний ряд грязных облаков, а верхний, подгоняемый другим ветром, в вышине, плыл в обратную сторону. Это был явный признак глубокой осени.

На перемене парни нашли каких-то ребят, раздобыли деньги, и минут через десять путь их, как понял Володька из разговора, лежал к утренним посетительницам. По дороге внутренние карманы курток разбухли, отвисли, отяжеленные пол литровыми сосудами. Ежась от холода, отогревая дыханием покрывшиеся красными крапинками руки и пиная ворохи листьев, они быстро шли по безлюдным серым кварталам. И, пока они шли, в Яковлеве всё погасло – и возбуждение, и радость воспоминания о приятном утре, и радость от встречи с Лехой. Володьке почудилось, что их путь нескончаем, что тех девчонок, как и восторга, и умиления жизнью, никогда и не было, и что мир уныл и однообразен. Потом в темном сыром подъезде, усыпанном шкурками семечек, прислонившись к лестничным перилам, они очень долго стояли в ожидании, а Леха настойчиво звонил в квартиру, а затем громко стучал, но никто им не открывал.

– Едем к Лариске, – заключил Леха.

И снова Володька ощутил пугающее одиночество, скуку, увидел пустынный двор и сгущающиеся сумерки. Куда ехать? Зачем?

К Лариске на второй этаж Леха снова поднимался один. Володька с ребятами остались внизу и слышали весь разговор между теми двоими.

– Собирайся, поедем с нами!

– Я никуда не поеду, у меня много дел.

– Ты что, не поняла?! Какие могут быть дела?

– Понимаешь, не могу я. Все, иди!

– Если уйду я, ты из квартиры уже не выйдешь. И на улице лучше не показывайся, ты меня знаешь…

– Да оставь ты ее! – изо всех сил крикнул Володька. Ему стало не по себе от угроз друга.

Раздался хлопок двери, и в подъезде звонко задребезжали стекла. Леха спускался тяжелыми прыжками – плащ нараспашку, болтающийся белый шарф, фуражка набекрень. На Володьку он не взглянул, пинком открыл дверь, вышел стремительно, ребята не шелохнулись. Яковлев, оглянувшись в замешательстве и заметив, что те стоят, тоже остановился.

– Ты что, Володь? – крикнул Леха. – Поехали на «брод». И, ругая себя за безволие, за то, что не может Алексею твердо возразить, Владимир, по-клоунски улыбнувшись и прикусив губу, сделал шаг вперед.