«Свежая рыба! Свежая рыба! Свежая рыба!»
Каждый, кто смотрел фильм «Побег из Шоушенка», помнит сцену, в которой заключенные просовывают руки через решетку, хлопают в ладоши и кричат в адрес новенького: «Свежая рыба!» Они его запугивают. Проверяют. Пытаются его сломить. Топот и хлопки раздаются по всему крылу.
Именно свежей рыбой я чувствовала себя в первый день работы в тюрьме. На мне был синий нейлоновый комбинезон с большой наклейкой с надписью «надзиратель-стажер». Он привлекал к себе внимание. Все девять стажеров очень выделялись на общем фоне.
– Стажер! Стажер! Стажер! – кричали заключенные. Они не хлопали, но могли бы. Эти крики звенели у меня в ушах.
Через 12 недель я прошла обучение, сдала экзамены и вернулась в Холлоуэй, но на этот раз в официальной униформе. Я готова была приступить к первому рабочему дню.
Конечно, я была немного насторожена после такого приветствия, но надеялась, что теперь, когда я стала полноценным сотрудником тюрьмы, все будет по-другому.
Моя униформа состояла из широкой синей юбки А-силуэта, белой рубашки, жакета и синей фетровой шляпы, которую можно было сложить и убрать в карман, что было так же хорошо, как и отвратительно. Надзирательницы пользовались любой возможностью снять ее.
Мысль о том, чтобы работать и жить в Лондоне, меня вдохновляла. Я с одиннадцати лет росла в сельской местности рядом с Бедфордом, в графстве Бедфордшир, и это был мой первый опыт жизни в мегаполисе. Холлоуэй, расположенная на севере Лондона, была тюрьмой категории Б. Это была крупнейшая в Западной Европе женская тюрьма, управляемая женщинами. Там не было надзирателей-мужчин, но среди помощников надзирательниц мужчины были. Персонала не хватало. Когда я пришла туда работать, в штате недоставало 60–70 сотрудников, и многие часто отсутствовали по причине болезни. Я чувствовала, что дел будет много.
Не успела я пробыть на работе и пяти минут, как другая надзирательница остановила меня и без предисловий спросила:
– Так какой ты ориентации?
Это меня разозлило.