Он поднялся с кровати в своем обычном напряжении, не относящемся к чему-то конкретному, и оно велело ему спешить, спешить, спешить, независимо от той гонки, в которой он участвовал, приза в случае выигрыша или штрафа за неудачу; с неким остаточным гневом, будто нерастраченным со вчерашнего вечера, но он всегда просыпался так. Он жил с этим столько, сколько себя помнил. Это был один из его способов сконцентрироваться по утрам, каждый день.
Дворецкий Артур был на ногах уже несколько часов, и Воллрат пробормотал ему вежливым бесцветным тоном «доброе утро», а затем торопливо позавтракал в молчании. Снаружи на длинной подъездной дорожке его ожидал автомобиль, отполированный и сверкающий в этот погожий день. Только сев за руль, Воллрат начинал ощущать некоторую стабильность.
Дуглас вел большой низкий открытый «Каннингем» слишком быстро для этой дороги, но аккурат чуть ниже той скорости, на которой тяжелая машина потеряла бы устойчивость. Он мчался вперед, как голубая игла, тянущая за собой толстую коричневую нить пыли. Постепенно он начал расслабляться под мягкое шуршание шин, рев двигателя и шум ветра. Ему нужно было привести в порядок каждое из пяти чувств, чтобы как-то смягчить навязчивое нетерпение, которое всякий раз охватывало его в начале любого нового предприятия за последние пять лет.
В течение нескольких недель, проведенных здесь, он позволял играть главную роль инженерам, оставшимся от предыдущего руководства, попутно проходя у них обучение. Однако сегодня собирался взять бразды правления в свои руки. У него было больше уверенности в себе и ощущения своей финансовой власти – как унаследованной, так и приобретенной, – чем у многих мужчин вдвое старше него. И все равно в это прекрасное утро он знал, что молод и будет оставаться молодым всегда. Он чувствовал свою несокрушимость. Прямо сейчас, в эту минуту, Дугласу казалось, что, если бы ему взбрело в голову вывернуть руль и врезаться в придорожное дерево, он смог бы выбраться из-под обломков и спокойно уйти, не получив ни царапины.
Прямое шоссе серой линией бежало на юг, поднимаясь и опускаясь по холмам с пышными зелеными садами. Воллрат чувствовал себя всемогущим, проезжая через самое сердце страны, – казалось, его разум способен видеть на тысячи миль вокруг. С правой стороны земля пестрела амбарами, элеваторами и зеленеющими лугами, простираясь на восток через сотни дымящих городков – к сверкающим окнам Нью-Йорка и дальше, к залитым солнцем пляжам Ист-Хэмптона. Он знал каждый квадратный дюйм на этом пути. Слева к горизонту уходили пастбища, постепенно превращаясь в сплошные две тысячи миль пшеничных полей, угольных шахт и гор, достигающих самого Сан-Франциско. Повсюду ощущалась суета человеческих трудов и веселья. Чистый утренний воздух дрожал от накопленной жизненной силы всей страны. Дуглас сгорал от нетерпения, так торопясь в город, что не обращал внимания на пейзажи, а просто получал удовольствие от мягкой мощи двигателя.