Тай жила недалеко от клуба. Несмотря на их отношения, выходившие за рамки трудовых, Рем ни разу не был у нее в гостях. В Нижнем городе это было как-то не принято. Дом был просто местом, где ты падаешь и спишь пару часов. Если повезет – ешь, а в основном хранишь свое барахло и нервные срывы. Для всего остального были улицы, бары и клубы. Там ты показывал себя с лучшей стороны, общался с друзьями или заводил их. Когда ты живешь в реальности, где твои знакомые к тридцати годам умирают от истощения, то дом – это последнее место, куда ты пригласишь друга. Так что в Нижнем городе все завязывали отношения и трахались, как подростки: украдкой, быстро и если повезет. Рождаемость, несмотря на их условия жизни, была бешеной. Так что Верхний город ввел систему интернатов. Младенцев туда забирали сразу после рождения, отправляли под отдельный купол и там растили. Тех, кто был поумнее, пристраивали в Верхний город, остальных отправляли обратно в Нижний, расселяли по пустым домам. Были, конечно, редкие семьи, которые не расставались с детьми, так что иногда можно было увидеть на плантации новоиспеченных матерей с младенцами на перевязи. Такие дети долго не жили.
Жилище Тай располагалось в доме из нескольких водруженных друг на друга корабельных контейнеров. Поднимись по шаткой лестнице – и окажешься в комнатке с душем и кухней, как у всех. Вот только у Тай, в отличии от большинства соседей, еще была настоящая мебель. Высокий стол со стульями, холодильник и кровать. Настоящая, с ножками и пушистыми подушками. Она была, конечно, узковата и поместиться на ней вдвоем было сложно. Но они справились. Переплелись ногами и руками, Тай положила голову ему на плечо и тихонько теребила его дреды, словно никогда раньше подобной прически не встречала. Нос щекотал ее запах: если смыть с Тайнары все парфюмы и пот бессонных суток, то оставался запах мыла и приторный тонкий аромат «витаминок». Она пропиталась им насквозь.
Рем старался лежать неподвижно и не мешать ей. С момента, как он пересек порог, они почти не разговаривали, и теперь молчание достигло своего пика. Сквозь тонкие, но прочные стены до них доносилось уханье музыки в клубе, свист толпы, разговоры на улице. И все-таки тишина становилась такой вязкой и неуютной, что Рем чувствовал себя в ней особенно голым.