– Ладно, ладно. Рассказывай уже давай.
– Вечно ты такой нетерпеливый, – буркнул Виталий, но Маркус на его замечание лишь пожал плечами. – И нет, мы не в гости идём. Там, за поворотом, – вытянул он руку с выставленным вперёд указательным пальцем, – мы свернём на другую улицу. Она коротенькая и, в общем-то, нам не нужна. Но она выведет на тропу. Та тропа разделится на две – вторая свернёт к озеру в паре километрах от развилки, но мы продолжим идти по основной. А что до того, о чём хочу рассказать… В общем, слышал же, как в последнее время в нашем городе пропадает ребятня? Или, может, в газетах читал?
Маркус ненадолго задумался, приподняв голову и смотря в небо, сильно жмурясь от лучей ещё не скрывшегося за линией горизонта солнца. Да, он вспомнил, как в школе, во время одной из перемен, двое учительниц с озабоченностью на физиономиях обсуждали исчезновение какого-то младшеклассника, который, как Маркус понял из разговора (однако не подавая виду, что разбирает буквально каждое слово), приходился племянником одной из них. А позднее, через несколько месяцев, прочитал в газете о пропаже подростка, ранее проживавшего в двух кварталах от его дома.
– Допустим, слышал. Было два случая.
– Не два, а целых пять, – поправил его Виталий, и одна бровь Маркуса поползла кверху. – Но не суть. Значит, слушай дальше. Было это совсем недавно, полгода назад или около того. То есть началось-то всё раньше, больше года назад, но… как бы сказать…
– То, что положило начало самой легенде, произошло полгода назад?
– Да, точно. Так вот, начну с самого начала. – Подросток, звучно хлопнув в ладони, откашлялся. – Какая-то мамаша, в погоне за счастливой и красивой жизнью, спихнула в детский дом осточертевшую ей дочь-инвалидку и со своим любовником свинтила куда-то за границу. Штука в том, что у девочки был дэ-цэ-пэ нижней половины тела – или что-то в этом духе, – да ещё и сильное искривление позвоночника, поэтому она практически всегда передвигалась на старой инвалидной коляске. Вдобавок к этому ещё и глухонемой была, представляешь? Уж не знаю, как и на каких основаниях её приняли. В общем-то, если верить слухам, мамаша её терпеть не могла, постоянно оскорбляла и мучила.
– Даже так?
– Но и в детском доме ей легче не стало. Даже наоборот. Зная, что она, подобно остальным в доме, никому за пределам его стен не нужна, над ней издевались как хотели. Все издевались. Дети – потому что она не могла дать сдачи или пожаловаться, воспитатели – потому что для них она была обузой и отличной мишенью для выплеска усталости и злобы. Такое вот у нас поганое общество.