Снега высокие, ручьи меж ними быстрые, на полянках от теплых стволов пар поднимается, а из трещинок в коре, глядь, букашки глупые повылазили, солнечные ванны принимать.
Нахмурился леший – непорядок так рано таракашкам всяким показываться. Спать им еще до апреля месяца, до первых проталин, до зеленой травы-муравы. Нахмурился, задумался, усмехнулся в бороду мшистую, корявой рукой гусеничку-многоножку со ствола зачерпнул, крутанулся вкруг себя, снежную пыль поднял, слово волшебное молвил. Кинул ту гусеничку-многоножку прочь от себя, гаркнул лихо, и как снежная пыль вокруг осела, наблюдателям лесным – воронам да сорокам-сплетницам – видно стало – стоит под елками та же гусеничка, да раз в сто себя прежней больше. Стоит не двигается, снежком присыпана. А дядька уж за кузнечика веселого принялся. Соскреб с пенька, на палец посадил, дунул – и обернулся тот кузнечик махонький – черным великаном.
Замерли птицы, умолкли. Солнышко весеннее припекает, им бы петь-радоваться, а они лешего испугались, попрятались. Зверюшки попрятались. А леший смеется, звонко так с присвистом. Плечами скрипучими поводит. Понравилось ему баловство.
Лес полон тайн и чудесных превращений. Странные загадки хранит под корягами в тени, в серебряные дали заманивает, да не отпускает.
Стоит только приглядеться, можно увидеть танец лесных духов между ветвей на ветру; в лучах солнца, проникающих сквозь кроны, прелестные лица русалок; в черных пятнах теней в ложбинках, вдруг сверкнут чьи-то лукавые глаза, да раздастся тихий смех; а в морозных переливах снежинок – колдовство.
И тогда становиться совсем не странно, когда в двадцатиградусный мороз вдруг по-весеннему весело поют птиц или в оттепель на полянках и в чаще замолкает все живое. Лес он такой…
Байка четвертая. Лесная быль
Над разрушенной церковью в серую облачную муть взметнулись два черных ворона. Гулкие беспокойные возгласы задрожали в звонком утреннем воздухе. Тишина мгновенно отступила за бревенчатые дома, за колодец-журавель с торчащей в небо высокой жердиной, за подернутый ледком, зеленый пруд.
Вася Постников оступился от неожиданности и провалился по щиколотку в черную жижу весеннего болотца, образовавшегося прямо посреди тропинки. Плечо налетело на могильную оградку, рука нервно впилась в железный прут. За оградкой, на покосившемся деревянном кресте – старая табличка с фамилией, именем и датами.