Постояв у картошки, старик пошёл в небольшую сараюшку, служившую ему столяркой. Снял со стены двуручную пилу, прищурив глаз, глянул на зубья, подумал: «Развести да наточить бы не мешало. Валерка приедет, так дров надо будет напилить, а то горбыли с позапрошлого года ещё лежат». Потом заглянул в стоявшие на верстаке жестяные консервные баночки, где хранились рассортированные по размеру гвозди. Взяв один, кривой и ржавый, приложил его к наковальне, тюкнул, выпрямляя, пару раз молоточком и бросил обратно в банку.
Выйдя из столярки на свежий воздух, старик сел на стоявший тут же массивный берёзовый чурбак. Снял шляпу, погладил редкие седые волосы, но обратно головной убор надевать пока не стал, давая голове «подышать».
Было совсем тепло и почти безветренно, по небу медленно плыли редкие облачка. Посидев ещё немного, Матвей поднялся и, прихватив корзинку с яйцами да ковш, пошёл обратно в дом.
Почтальонки уже не было.
– Чего вы тут с Ленкой-то шушукались сидели? – спросил Клавдию Матвей.
– Да Женьку-то, жениха её, на службу ноне забрали, а она уж испереживалась вся. Боится…
– Чего боится? Что два года без мужика не выдюжит?
– Тьфу на тебя! Собираешь чего ни попадя… За него боится, как бы чего не случилось. Время-то нынче какое…
– Какое ещё время… Когда оно хорошее-то было у нас? Войны нет, и слава богу.
Клавдия ушла на кухоньку, стала брякать там посудой. Матвей сел к столу, туда, где до этого сидела почтальонка, взял письмо, по-прежнему лежавшее тут же, прищурился на цветастую картинку, нарисованную на конверте.
– Чего пишут-то?
– Возьми да прочитай.
– Да очки брать неохота. Ждать, не ждать их нынче?
– Ждать. Все приехать хотят, на машине.
– Ох ты… – удивился старик. – Как это они надумали? В отпуске все, что ли?
– Ну да… Наталья с июня в отпуск пошла, а Юрий, пишет, и так сам себе хозяин. Когда захочет, тогда и отпуск. Ну и Валерку привезут. Сами уедут потом, а его оставят.
Матвей, вздохнув, положил письмо обратно на стол, посмотрел в окно.
– Когда обещаются-то?
– Пишут, на этих выходных уже, восьмого или девятого.
– А чего им выходные? Сама ж говоришь, что в отпуске.
– Чего меня-то спрашиваешь? Дела, наверное, какие-то ещё есть.
С минуту старик молча смотрел на пустую улицу. По дороге, поднимая пыль и громыхая железным кузовом, проехал самосвал, следом прокатил мальчишка на велосипеде, пыль улеглась, и опять никого, пусто. Где‑то взлаяла собака, но тут же умолкла. Низкая, корявая берёза, росшая на углу усадьбы, слегка покачивала ветками под слабым ветерком. Зелень на деревьях была ещё яркая, сочная, не огрубевшая – смотришь, и глаз радуется, и на душе светлее делается.