– Аркадий Разгонов – мой друг! – кивнул Ильяс.
– Вот видите, – покровительственно улыбнулся следователь.
– А друзей я не сдаю!
– Не надо никого сдавать. Нужно всего лишь рассказать, как все было на самом деле. Это поможет вам и никак не отразится на вашем друге. Уверяю вас, вина гражданина Разгонова полностью доказана, так что вы ему никак и ничем не навредите.
– Не знаю ничего, машину не угонял, про пешехода понятия не имею!
Мустафа мотал срок по хулиганской статье, два года провел в колонии для несовершеннолетних. И ничего с ним не случилось. Вышел и живет, как ни в чем не бывало, пацаны его уважают. Мустафа подробно рассказывал, как нужно вести себя на допросах у ментов, ни в коем случае ни в чем не сознаваться. И понятное дело, сдавать своих – в высшей степени западло. Уж лучше «вышак», чем сдать своего друга.
Следователь уговаривал, Ильяс отказывался, в конце концов появился свидетель, опознал его. Вину Ильяс не признавал, но это ему не помогло. Ночь он провел в КПЗ. На следующий день ему предъявили обвинение и отправили в следственный изолятор.
Так далеко его отношения с законом еще не заходили, и все же Ильяс не падал духом. За ним пацаны, они смотрят на него, он просто не имеет права вешать нос. И в камеру он входил, настроенный на жесткий разговор. Если вдруг на него набросятся толпой, он будет биться до последнего. Надо будет – умрет, но не посрамит ни себя, ни свою контору.
Набрасываться на него не стали, к нему даже никто не подошел. Парни сидели-лежали по своим шконкам, смотрели на него, наблюдали. Камера душная, тесная, не переполненная, но имелось только одно свободное место, у параши. Перегородка фанерная, дырявая, брызги будут попадать на Ильяса. Уже сегодня вечером его ждет ужин в статусе законченного помазка, зашкваренного на слишком близких отношениях с парашей.
Ильяс поздоровался со всеми, сбросил скатку в изголовье свободной шконки, подошел к бритому налысо пареньку с раскосыми глазами, который занимал основное угловое место. Усмехаясь, пацан поднялся, чтобы не дышать новичку в пупок.
Ильяс мог просто поздороваться, назваться, завязать разговор, ответить на все вопросы и заявить о своем праве на более достойное место. Но лицо смотрящего казалось ему знакомым. Где-то он видел его. Но не мог вспомнить где.