Я всхлипнула и провела ладонями по сырым колготкам.
– Лучше б я красилась. – Посмотрела с сожалением на разбитые очки в руках старушки. – Тогда бы меня не называли страшилой.
– Кто страшила? Ты? – Она быстро-быстро захлопала белесыми ресницами. – Да я такой красавицы давно не видывала, честное слово! Нашла кого слушать, лучше меня послушай, чем этих куриц размалеванных: люди не обязаны выглядеть так, чтобы им нравилось.
– Но…
– Никаких но!
– Мне на пару пора, – жалобно протянула я, глядя, как пожилая женщина заботливо расправляет края моего плаща, чтобы он равномерно высох.
– Нет уж, милая. Никуда я тебя не отпущу. – Она замерла, заботливо и по-отечески оглядывая меня. – Посидишь здесь с часок, высохнешь. Ничего с твоей учебой за это время не случится.
– Не могу. – Мне захотелось разреветься.
– Это еще почему? – Наклонилась ко мне старушка.
– Сегодня сам профессор читает важную лекцию. Пропущу – ничего не пойму. А не пойму – придется материал самой искать по разным учебникам. А на это времени совсем нет, у меня работа.
– Откуда ж ты такая? – Охнула она, качнув седой головой. – Ответственная.
– Из Степановки. – Пробормотала, утирая подступившую слезу кулаком.
Раздался звонок, и кто-то требовательно позвал старушку к стойке приема одежды.
– Хорошо. – Вздохнула она, протягивая мне очки. – Кофта сухая у тебя? А то в мокрой никуда не пущу.
Я поежилась, ощупывая рукава. Те были терпимо влажными.
– Сухая. – Кивнула, слукавив.
– Тогда второй звонок прозвенит, и побежишь. А пока пусть колготёшки твои сохнут. – Наказала она. – Придвигайся ближе. Вон, стучишь зубами. И волосы все сырые. Караул!
– Пять минут. – Словно заклинание, проговорила я и взглянула на висевшие на стене часы. Ровно две минуты до начала пары. – Спасибо вам.
– Не за что. – Крякнула гардеробщица, цокнув языком.
И поспешила к стойке.
– И зачем вы со мной только возитесь? – Уже ей в спину улыбнулась я.
– Потому что ты мне всегда спасибо говоришь, а так не все делают. – Прозвучало в ответ.
Я уронила голову вниз.
«Не плакать. Не плакать. Тебе нельзя».
Но стоило только вспомнить позорную сцену с падением в лужу, как к горлу снова подкатил здоровенный ком.
«Стрёмная она. Курица мокрая!» – зазвенело в голове.
– Слушай, Дэн. – Откуда-то совсем близко послышался знакомый бархатистый голос. – Давай серьезно.