Любовь Михална застонала. В телевизоре только разворачивалась заставка сериала, а она уже знала, чем дело закончится. И название дурацкое. Его даже не запомнить… То ли «Рука судьбы», то ли «Судьба для двоих». А может, «Судьба для двух рук»? Любовь Михална нажала на кнопку пульта и издала такой звук, который мне довольно сложно описать словами. Некое «кхаааа». Поначалу я думала, что Любовь Михална просто не может отхаркнуться. Но слишком протяжным и даже мелодичным было это «кхааа». Будто она пыталась не мокроту выплюнуть на пол, а свою душу.
Лениво открыв шкафчик с книгами, Любовь Михална тоскливо пробежалась глазами по корешкам. Классики было даже больше, чем нужно приличному человеку. Было кое-что и из современной литературы, но её она почему-то не читала. Эта проза стояла на полках из вежливости и уважения к признанным гениям нового времени. Она читала редко, потому что после романов невольно впадала в депрессию на несколько дней. Её Сашка любил книги. И не только Сашка. Все близкие люди, которых она потеряла, удивительным образом обожали читать.
Шкаф закрылся со скрипом, почти визжанием, словно не хотел вновь уходить в забвение.
Глава 4. В силе надежды нет, только в любви
Подъездные бабуськи надели свои лучшие кофточки в цветочек и, не жалея помад, разукрасили губы, которые уже лет десять как потеряли контур. Любовь Михална при торжественных выходах всегда затягивала волосы в узел. Дело это было не из лёгких, бесноватый локон всегда стремился вылезти наружу и не дать оставаться аккуратной, строгой и неприступной. Четверо подружек взялись под ручки и поплелись в сторону ДК. Любови Михалне не нравилось идти рядом с Марьей Петровной, та была тучной, ходила раскачиваясь и потела. Любое неловкое движение – и Марья Петровна снесла бы Любовь Михалну. По другую руку шла Елена, которая была приятнее во всех отношениях, хотя от неё несло жареными семечками.
– В каком хоть жанре поёт ваш Рафаэль? – спросила Любовь Михална.
– Ах… в жанре, ласкающем женское сердце, – Нюра подняла глаза к небу.
Местный дом культуры был самым обыкновенным российским домом культуры. Некогда очень симпатичное здание обветшало, и его попытались реконструировать. Но, естественно, ничего не получилось: усадебному дворцу не подходит кислотно-розовый цвет, как ни старайся. Да и перекрашивать колонны в синий – тоже хреновая затея. Дырки закрыли плакатами, от лепнины просто избавились, положив мерзкий гипсокартон в крапинку. Пол не меняли – его ещё при Сталине отделали, пусть остаётся. Я не перестаю удивляться, как в этих серых стенах вообще смогли прорасти таланты в детях? Впрочем, будь условия жизни в глубинке получше, может, и гениев в наше время родилось бы побольше. А это уже перенасыщение.