– Надо? – спросила я, глядя им в спину.
Папа вез меня домой по заснеженной улице.
– А почему бы и нет? – поддержал он. – Я тоже иногда плачу. Особенно когда смотрю с мамой грустные фильмы.
– И ты тоже? – не поверила я. – Вообще-то, мужчины не плачут!
Я насупилась.
– Все мы – люди! – объявила мама.
– А если вас увидят, и потом назовут плаксами?
Я вспомнила Люську с ее каменным лицом и прищурилась, глядя на маму.
– И пусть назовут! – обернувшись ко мне, сказала она. – Для кого-то твои чувства могут быть неудобными. Но для твоего здоровья они – самое важное. Не нужно заставлять себя не чувствовать. Наоборот, я хочу, чтобы ты знала, что ты всегда можешь ко мне прийти и поплакать. А я тебя пойму.
Вот, Люська злая! – подумала я и обмякла. – И почему я ей поверила, что плакать – стыдно?
И рассказала родителям обо всем, что случилось в школе. А мама гладила меня по голове и совсем не ругала.
А папа потом сказал, что оценки – это не самое главное. Он итак купит мне мороженое и покатает на спине. Главное, просто делать так, как я могу. Хоть на кол, хоть на два, хоть на три, хоть на десять баллов. Но самой!
Я потом весь год вспоминала папины слова. И каждый раз, когда мне не хотелось что-то делать, я говорила себе: «Я могу сделать хоть на кол!». А получалось намного лучше.
Каждое воскресенье вся наша большая семья собиралась на кухне, чтобы поужинать вместе.
Мама с бабушкой весь день проводили у плиты, стряпая пироги и запекая в духовке курицу с картофельными долькам по особенному семейному рецепту. Я тоже любила в этот день ходить между столами и наблюдать, как совершается кулинарное мастерство.