– Да, лучше не бывает, – отвечаю я.
Наступает долгое молчание. Китти решает, что сказать дальше: стоит ли уточнять детали или лучше перейти к другой теме. Надеюсь на последнее.
– Ладно, Бен, тебе надо позвонить маме, – наконец говорит она. Ее голос подчеркивает дистанцию между нами. – Скажи ей, что кризис среднего возраста пришел лет так на десять раньше.
– Да, знаю, – я поворачиваю голову и смотрю в окно. Город снаружи вдруг кажется мне очень большим. Я всего лишь песчинка на фоне Вселенной, биение сердца, по которому не станут скучать, когда оно остановится, потому что человек, которому оно принадлежит, не представляет собой ничего особенного. – Не хочу устраивать сцену. Может, ты…
– Ни за что, – говорит Китти. Это было ожидаемо. – Ты ее расстроишь своим нервным срывом, тебе с этим и разбираться. Так почему именно Лондон? – спрашивает она.
– А почему нет? – парирую я, чем привожу ее в ярость.
– Потому что там все дороже в восемнадцать раз и полно лондонцев?
– Это было спонтанное решение.
– Будешь нюхать кокс в окружении стриптизерш? – спрашивает Китти.
– Не знаю. Всегда хотел побывать в лондонском Тауэре.
– Так ты себе представляешь «жизнь на полную катушку»? Скукота, – говорит Китти, хотя ее тон остается мягок. Неожиданно меня пронзает жгучая тоска по сестре. Поступил ли я глупо, поехав сюда, в противоположную сторону от своих любимых? Безусловно, но мне казалось, что у меня нет выбора.
– Когда вернешься? – спрашивает Китти.
– Когда потрачу все свои деньги, – отвечаю я, – то есть очень нескоро. Шучу, просто устрою себе небольшой перерыв. Хочу собраться с мыслями.
– Ну ты и везунчик.
– Да, знаю, – говорю я.
Боль заполняет грудь.
– Бен?
За моим именем следует тишина, растягивающаяся по всей стране и годам, которые сестра проживет без меня. Сейчас она об этом даже не подозревает.
– Что такое, Китс? – спрашиваю я.
– По-моему, у тебя совсем крыша поехала, – говорит она.
– И я тебя люблю, – отвечаю я.
– Навевает воспоминания о сорок первом годе. Помнишь? – спрашивает Мэрайя, наливая себе очередной бокал вина. Кухня у нее небольшая и захламленная, но она предпочитает есть здесь. Я смотрю, как она зажигает маленькую, обрубленную свечку, позволяя воску стекать на блюдце под ней.
– Помню, – отвечаю я.
– Помнишь, как я испугалась? – продолжает Мэрайя. – Мама не могла вернуться домой, бомбы падали с неба смертельным дождем. Ты пришла забрать меня в убежище, но я не пошла, потому что испугалась звуков и огня. Мы сидели под этим столом со свечкой, похожей на эту. Ты держала меня за руку, рассказывала истории и пела. А что ты пела?