Я посмотрел на Иллорию, совершенно не понимая, что она хочет этим сказать. Мама готова была уже встать, взять меня за руку и уйти.
– Вы говорите, не стесняйтесь, зачем пришли, – экстрасенс вела себя так, словно забыла, что сказала нам мгновение назад.
– Саймон часто болеет, и я подумала, может, это как-то связано… – мама держалась из последних сил, мечтая, что, когда вернётся домой, позвонит своей двоюродной сестре и выскажет всё, что думает насчет её «сверхгениальной» идеи о предоплате. Но деньги за «лечение» уже не вернуть, поэтому стоило потерпеть этот показушный сеанс.
– Это не сглаз, – отмахнулась Иллория. – А очень древнее проклятие, причина которого кроется ещё в прошлой жизни этого мальчика.
Моя мама ещё сильнее насупилась. Она не верила в то, что мы проживаем множество жизней, в то, что есть душа, которая способна возрождаться, как феникс. Для неё истина была лишь в том, что есть одна-единственная жизнь, единственная попытка, которой и остаётся довольствоваться, несмотря ни на что, и в том, что после смерти ты уже перестаёшь существовать. Да и вообще, после смерти тебе уже становится всё равно, как именно ты жил. Мысли, чувства, слова, эмоции – всё тлен.
– Однако не значит, что у этого мальчика будет короткая жизнь, – поспешила добавить Иллория, вспорхнув со своего места, словно бабочка, во всех своих причудливых кружевах. – Наоборот, очень и очень длинная. Я не могу определить дату смерти, а это крайне необычно.
Я был даже рад. Страшно, когда кто-то начинает предполагать, в каком именно возрасте ты отбросишь коньки (особенно, когда в момент получения этой не совсем нужной информации тебе всего десять лет), и даже если это ложь, все равно пугает неслабо. Вот представьте: дожили вы до «радостного» обещанного момента, заранее переделали все дела, морально подготовились, отметив, сколько часов вам осталось быть в своём бренном теле, не зная, сбудется или нет, моля богов, чтобы этого не случилось. И сидите «кроликом в норке», как идиот, – боитесь.
– Так что же в этом плохого? – мама, похоже, перестала сомневаться в шарлатанстве «экстрасенса».
– Плохо, когда умирают другие, а ты это видишь и не можешь ничего сделать, – в голосе Иллории возникла таинственность. Медиум смотрела сквозь маму отсутствующим взглядом. Может, тётка вовсе не про меня говорит, а так, между делом рассуждает?