Два месяца ждала письма. Год решалась, столько же писала, а теперь получила ответ. Никто не должен знать, тем более Галька. «Паскуда вмиг разорвет», – подумала Таисия и решилась. Резанула ножом по белой бумаге как по собственному сердцу. Достала белый лист в черных точках-буквах. «Не от руки писано, – вздохнула Таисия. – Словно не письмо, а документ безликий».
Вчиталась в первую строчку:
«Здороваться не буду, не жди! Поздновато вспомнила, что у тебя внучка есть. Некому стакан воды принести? Так ты к дочке обратись. Нечего нам написывать. Знай, Женька от своей доли не откажется. Завещание против внучки напишешь, я в суд подам».
Несколько строчек на белом листе. Слезы нахлынули, задрожал подбородок и руки. Разбежались буквы-букашки, расплылись по листу. Воздуха стало мало, душно. «Окно бы открыть», – встала Таисия, сделала шаг и упала.
«Мяу, мяу, – настырное и шершавое плещется рядом в темноте. – Мяу!» Сначала с одной стороны, потом с другой. Открыла глаза Таисия, а встать сил нет, только боль, нет не обида, боль. Не поймет ее невестка, ни тогда, ни сейчас. Все из-за квартиры, проклятой. Сколько раз ей душу выматывали, то сын, то дочь. Не понимали, что для них покупалась и для них сейчас хранится. Случись чего, знают, дом есть, мать есть, вещи есть, те самые, которыми сейчас дочь перед внучкой хвастается. И сына вещи есть, и мужа. Последнего не вернуть, а сын. Его Таисия ждала. Десять лет уж ждала. Продай, разменяй, куда он вернется, где дом искать будет?
Боль вновь сжала сердце, застонала, смешалась с мяуканьем волнующейся кошки. «Все квартира треклятая. Ведь звала их к себе, живите. Мне одну комнатку оставьте и живите», – думала Таисия, пытаясь встать и поползла вверх по стене. Села облокотившись. «Просил сын разменять. Себе хотел купить. Не позволила, – не заметила Таисия, как заговорила вслух. – Поехал на заработки и пропал. Невестка его без вести пропавшим объявила. Просила, умоляла ее, не надо. Вернется сынок». Кошка терлась о руки, а затем села и посмотрела, пронзительно так. Склонила голову и ждет. «Отвернулась невестка, а дочь вроде и обрадовалась, что брат пропал, – продолжила Таисия. – Конкурента мол нет. Галька с тех пор квартиру своей считает. Все ждет, когда меня Бог приберет, а он стервец не торопится. Вот и сейчас не забрал. Оставил. Видать нужна еще для чего».