– Обалдеть! – восхитилась я.
– Переехал, значит. Субботний вечер с футболом, – мечтательно протянула Каринчик.
– Ты о футболе так размечталась?
– О футболе, – скептично взглянула на меня подруга, отложила бинокль и откинулась на кухонном стуле. – Чего делать будем, когда Хуан шторы вывесит?
– Учиться жить без его голой задницы. – Я еще немного понаблюдала за нашим общим героем, убедилась, что залип он в телик всерьез, и последовала примеру Карины.
– С ума сошла?! Это как «Рабыню Изауру» на середине бросить!
– Ну не тырить же у него жалюзи и шторы, в конце концов. – Не поняла я, к чему она клонит.
– Вер, прыгни на его «траходром», а?
Я подавилась остывшим чаем, который, на свою беду, попыталась отхлебнуть.
Карина смотрела на меня задорным, обещающим немыслимые приключения взглядом, я отвечала кашлем и слезящимися глазами.
– А сама? – наконец вышло произнести у меня.
– У меня на следующей неделе Турция с Жориком. Все и так чики-чирики: пузико, денежки, второй подбородок – не мужчина! Мечта! А у тебя только ободранный хамоватый Фофик и есть, и тот по бабам дворовым, подвальным шарахается. Вот где он сейчас?
– Мау! – словно услышав слова Карины, провозгласил Пофиг из-за холодильника.
– Ой, господи, – вздрогнула подруга и правдоподобно прижала ладонь к сердцу.
– У меня еще Эдуард есть, – решила не сдаваться я подобному неоправданному наезду.
– А если Эдуард поломается?
– В ремонт отдам или новый куплю.
– К Хуану еще руки прилагаются, язык и туловище ничегошное, – просветила меня Карина.
– И блондинка, – закончила мысль я.
– Блондинка – балласт, к тому же ты тоже блондинка и тоже ничегошная.
– И ничего уже не хотящая, – снова договорила за подругу я. – Ткнула б ты пальцем в него года три назад. Мне б даже команда «фас» не понадобилась. – Я, сощурившись, взглянула на окна «Пандоры». – А сейчас как-то лениво уже. Глаза мазать, чехол натягивать, волосики на бюгудю навинчивать, с каблучков не падать. И все ради чего? Ради строго распланированного секса с Динозавром? Нет. Я внезапности хочу и долго лениво валяться на кровати.
– Эх ты, – махнула рукой Карина, но все-таки заулыбалась.
В десять лет девочки мечтают о любви вечной, в пятнадцать – о любви преданной, долгой и красивой, в двадцать – о страстной, фееричной и всепоглощающей, в тридцать о любви мечтать надоедает.