Привидение выло, и неслось на них. Толчея усиливалась. Кто-то уже начал пытаться вспоминать молитвы. Это вам кажется, что всё было долго. Ну, несколько минут.
А на самом деле прошли считанные доли мгновения, когда привидение подлетело, и с утробно жалобным всхлипом, упало на грудь Бартоломью.
– Наконец-то! Что вы так долго! Я уже совсем заждался!!!
Бартоломью показалось, что его душа сейчас…только куда он не понял, то ли в пятки, то в райские кущи…
Но шли мгновения, привидение рыдало. И ничего больше не происходило!
Охрана решила, что с них хватит приключений! На сегодня хватит!
И решительно подхватив императора под ручки, поволокли его к выходу. Бутербродом.
Один спереди. В середине император. Третий сзади.
И Бартоломью туда же.
Ну, и привидение, ясный потрясный, тоже переместилось с ними.
Закрыв дверь в кладовку, поставили около неё охрану, чтоб не дай Бог, дети туда не просочились! И пошли лечить нервы. И допрашивать привидение.
Это было очень, очень важно! Допросить.
Впрочем, привидение не сопротивлялось. Оно так обрадовалось, что его спасли из плена зеркал, что рассказало всё, без утайки.
Оно когда-то было студентом. Они с друзьями изрядно подгуляли, ну, сами понимаете.
А дальше,…а не помнит он ничего дальше! Вот совсем! Как он оказался в этом зеркальном коридоре. Как его зовут. Почему не смог выбраться из плена зеркал!
Ничего!!!
И эти вечные зеркала…как он замучился в них бродить! Они такие хитрые! Кажется, что за ним дверь, а эта дверь просто отражается из соседнего пространства, и никогда не откроется!
Что делать с привидением дальше, никто тоже не знал. Валерьянки ему не нальёшь. Пить ему не чем. Священника оно не испугался. Мило побеседовал на философские темы.
Дружно посоветовавшись, что, мол, ему уже день туда, два сюда, а то и месяц с неделей, решили, что пойдет Бартоломью искать информацию в старых, старых, древних архивах.
И в помощь себе он выпросил Милену. А что? Кто лучше юриста справится с бумагами?
Но сначала они спросили у привидения, не было ли там кого ещё. Привидение покачало головой. Всё это время оно было одно.
И это было очень, очень, очень грустно!