Три женщины - страница 11

Мне исполнилось к тому времени 24 года. Был я высок, широкоплеч, статен, лицом хорош, так говорила моя жена, с русыми кудрями.

Ульяна Ивановна Иваненко

Соня мне уже по-русски говорила: «Твой глаза небо и светлый вода! Ты Иван очень кароший».

Я тосковал по родине, о своих, о дочке – ей ведь годик был, когда пан отдал меня в солдаты. Сижу и думаю, как бы вырваться из плена.

Однажды, слышу звонкий голос Сони: «Иван! Иван! Наших никого нет – ускакали в набег, а бабушка с мамой ушли в лес за орехами. Я к тебе влезу», – говорит и спускает суковатую палку. По ней она, как коза, спрыгнула в мою яму: «Я эту палку давно отобрала и спрятала в кустах, чтобы к тебе в гости прийти, когда никого дома не будет». Села, посмотрела в мои глаза и замолчала, потом стала руками гладить мои волосы: «Ты не рад гостье? Что грустный такой?» – «Нет, я рад тебе, но домой хочу, очень сильно хочу домой! Помоги мне, Сонюшка, убежать, а то я пропаду тут». Она заплакала и сказала: «И я без тебя пропаду!» – поцеловала и по палке выскочила наверх.

Дня через три Соня шепчет сверху: «Иван! Иван! Я думала, много думала, что делать, как помочь тебе. Надо ключи у брата взять от колодки, надо много в дорогу лепёшек напечь, надо тебе черкеску. Я всё это собираю и с тобой убегу. Без тебя всё равно умру или брат убьёт».

Я любил Соню, но помнил, что она другой веры, а на родине у меня богом данные жена и дочь. Но отказаться от мечты вырваться из плена я не мог.

Вот выбрала Соня день, когда отец с братом ускакали со двора, а мать с бабушкой пошли в лес за кизилом и ожиной (ежевикой). Прибежала она ко мне, спустила палку, отомкнула ключом колодку. Я ещё раньше часто стоял на ногах, топтался по яме, чтобы не ослабели ноги. Вскочил, вылез за Соней, бросил палку в кусты на прежнее её место, одел черкеску. Взяли мы по узелку с едой, и бежать из аула через лес в горы на север.

Мы то спускались с гор, то снова лезли на них; спали на деревьях, переплетая ветки, так как боялись и зверей, и людей – страшно было в лесу ночью. Так бежали мы два дня, на третий я выбился из сил. Не было воды. Соня была крепче меня, я жалел её, думал: «Умру здесь без воды, а она останется одна в лесу». Упал я без сил и сказал: «Соня, прости меня, вернись в аул, если сможешь. Я виноват перед тобой, не сказал всего. У меня дома жена есть, дочка, я к ним хотел, они богом даны мне».