– Думаешь, что так весело сидеть в тюрьме? Это кто тебе сказал что-то подобное, будто не сидел – не мужик и жизни не знаешь?! Это всё херня. А хочешь туда попасть? Давай. Давай, тряпка! Докажи, что ты можешь хоть кого-то убить! Думаешь, что это просто?! Ни хрена! Ну – вперёд!
– Мокруху>8 хочешь на меня повесить, начальник. Это – не по воровской части.
– А мне накласть три раза на этот неписаный кодекс. Знаешь, что я сейчас сделаю?! Подпись у меня твоя есть – могу взять из любого документа твоего дела. Подделаю её на бланке, в котором написано, что ты согласен пойти в армию. Притом напишу, что ты вызвался служить на передовой. Дело не дойдёт до суда. Тебя прямо отсюда направят в часть. И никто ничего у тебя спрашивать не будет. Не то время, чтобы с этим разбираться. А в казарме из тебя уж выбьют всё дерьмо. Давай, хочешь попасть в тюрьму – теперь это твой единственный шанс. Иначе – передовая.
Растиславов вытащил пистолет из кобуры и положил его на стол, рядом с Громовым, дулом на себя, и достал из ящика стола какую-то бумагу.
– Это как раз оно – можешь прочитать название бланка. Хорошо, что сейчас документы можно полностью оформлять на компьютере. Пара предложений, подписей – и всё готово.
Громов склонил голову: «Заявление в военкомат города Зундий». Растиславов вставил бланк в принтер и принялся заполнять такую же форму на компьютере, время от времени заглядывая в личное военное дело Громова, которое на него, как и на всех мальчишек, завели в четырнадцать лет. Монитор был вмонтирован прямо в столешницу. Громов краем глаза видел текст:
«Я, Громов Алексей Фёдорович, проживающий по адресу… Прошу направить меня по моей собственной воле на военную базу КСКИТЕ «ИВ-96» для прохождения военной службы в составе регулярной армии Российской Федерации…». Громов вспомнил название этой базы – про неё чаще всего передавали в новостях о прорывах в обороне, о сотнях жертв в неделю с обеих сторон…
Он не вполне понимал – что происходит. Но вида старался не подавать. Не думал о том, что Растиславов действительно может и будет подделывать его подпись на каком-то там бланке согласия. Но вот процесс уже пошёл. И Громов снова понял, что с ним не хотят считаться.
«Может и правда замочить эту паскуду? Подумаешь – мокруха. Не я один на неё пошёл. И не я один за неё буду сидеть. Какая разница – шесть лет, или двенадцать, или пятнадцать».