Зато теперь понятно, почему этот листок так спрятали, потому что за него могли казнить. И теперь ясно, что зря я его украла.
Голод на утро стал просто зверским, а ноющее тело после сна на сундуках только добавило раздражительности. Каждый раз, когда я пыталась занять белее менее удобную позу, что-то упиралось аккурат в свежий синяк, отчего сон как рукой снимало, а потом приходилось долго крутиться, чтобы найти место поудобнее.
Проснулась я ещё более разбитой, чем от поездки на карете.
Когда в комнату вошла Тита с подносом, я была готова её расцеловать.
– Вам не велели приносить завтрак, миледи, – быстро зашептала она, – я просто подумала, что вы второй день ничего не ели. Я быстро, пока Брита не пришла за вами.
На подносе был хлеб с вареньем и кувшин молока. Мне понадобилось ровно три секунды, чтобы прикончить всё и сладко облизнуться.
Я с двадцати пяти лет не позволяла себе есть углеводы в таком количестве, но сейчас имела полное на то право.
Спасибо тебе, дорогая Тита, солнце ты моё!
– Спасибо тебе, Тита, – но вместо ответа она бросила на меня странный взгляд и выскользнула из моей кельи.
Даже вчера вечером она предлагала переодеться ко сну. А тут не предложила. Странное предчувствие полоснуло по спине.
Казалось, что сейчас должна прилететь Брита и подлить масла в огонь, пооскорблять и поплеваться на нерадивую леди Арманд, но она не появлялась, а ощущение надвигающегося чего-то плохого не проходило.
Я уже успела уложить волосы в низкий пучок, подвязав их самой унылой лентой, надеть траурное чёрное платье, которое, на мой вкус было самым красивым из всех имеющихся: высокий воротник-стойка, мягкий корсет, уходящий в расклешённую юбку. Полностью глухое без единого узорчика.
Молодая я никогда не надела бы такое платье, но сейчас оно на инстинктивном уровне казалось как нельзя кстати.
После моей получасовой медитации перед собственным отражением в зеркале, ко мне, наконец, заглянула незнакомая девушка в фартуке и традиционном чепчике и пригласила на обед.
Кажется, всё не так уж и плохо. Люди, встречающиеся на пути, никак не выказывали удивления при виде меня. То есть, никто не тыкал пальцем и не кричал: «Ага! А леди-то не настоящая! В петлю её! Магия!».
Куда спрятать улику я так и не нашла. До рассказа Титы могла и под сундук её засунуть, но сейчас, зная, насколько эта вещь опасна, никакое место не казалось надёжным. Так что страшные и непонятные буквы сейчас плотно прилегали к моей груди под нижним платьем с корсетом.