– Если бы не вы, если бы не вы! – качала она головой, покрытой кокетливой белой шляпкой, поля которой были украшены декоративными васильками.
И Михаил Александрович, отвернувшись к окну, стал усиленно сморкаться в большой клетчатый платок, вынутый им из кармана брюк. Тоня принялась утишать родителей, а у Гриши от похвал загорелись уши. И тут весьма кстати в палату вошла Алёна с Павликом. Далее последовало знакомство, новые слова благодарности, новые слёзы.
А Павлик тем временем, углядев на тумбочке брата соблазнительные пузатые кульки, незаметно для окружающих в какие-то несколько минут едва ли не ополовинил их содержимое. Он частенько помогал Грише таким образом справиться с провиантом: съесть всё, что приносила одна только, Тоня ему всё равно было не под силу.
Впрочем, происходили и менее трогательные встречи. Как только Гриша немного пришёл в себя, к нему зачастил некий милицейский чин по фамилии товарищ Обжигов, как он сам представился. Кругленький, как колобок, маленький он каждый раз неожиданно появляясь в палате Гриши, садился на стул возле его койки, снимал фуражку и вытирал платком обильно вступивший на высоком лбу пот. Затем тщательно протирал внутреннюю часть фуражки. И только после этих операций задавал один и тот же вопрос: как выглядели напавшие на Гришу люди?
Гриша честно отвечал, что в полумраке подворотни хорошенько их не разглядел, да и времени для этого не было. А последовавшее затем длительное пребывание без сознания, память его явно не освежило. Помнил только, что один был невысокого роста в надвинутой на глаза кепке, другой – чуть выше с квадратным, выступающим чуть вперёд подбородком, удар по которому Грише так и не удалось нанести. Обжигов всё скрупулёзно записывал в свой обширный блокнот и уходил, но в другой раз вновь задавал этот же вопрос: как выглядели нападавшие?
Об этом же он интересовался и у натерпевшейся страха Тони, воскрешая в её памяти пережитые ею жуткие минуты. Но она помнила ещё меньше Гриши, так была перепугана. Хотя в первые дни после случившегося она едва ли не в каждом встреченном молодом мужчине в кепке видела одного из своих несостоявшихся насильников.
Где-то дней через десять Грише уже было позволено выходить на прогулки, и они с Тоней неспешно бродили по засыпанным палыми листьями дорожкам территории больницы: Гриша лежал в расположенном неподалёку от его дома институте скорой помощи им. Склифосовского. Впрочем, местные аборигены называли её на прежний лад Шереметьевской больницей, по имени отстроившего её более столетия назад графа.