Отец женился на другой, и Неттл до сих пор становилось не по себе, когда она думала об этой женщине. Волна поднимающегося гнева вперемешку со страхом пугала ее. Ослепляла ей ум, будто она смотрела на солнце. Хотя Неттл было всего девять, она быстро поняла, что мачеха ее ненавидит. Она ненавидела всех своих четырех приемных детей. Неттл не знала почему, и до сих пор это оставалось для нее загадкой. Возможно, и не было никакой причины, просто порой случаются необъяснимые вещи, в особенности когда рядом Марь. И дикие твари приходят в обличье ненависти. Вы же не ждете, что волк будет поступать разумно и справедливо. Два года они терпели теплые улыбки и ненависть мачехи. Никто не догадывался, что в ее душе зреет проклятие, пока не стало слишком поздно.
Одним чудесным утром мачеха взяла детей покататься на лодке. Посреди бархатно-зеленого болотного озера и сверкающих, как драгоценные камни, стрекоз она выпустила проклятие на волю. Когда кости внутри Неттл начали меняться, она не почувствовала боли. Точнее, не подумала, что это боль, но теперь, когда само слово обрело для нее столько значений, она уже не была так уверена. И она не назвала бы смертью то, что испытала в тот миг, когда ее разум сжался, словно кулак, а сама ее суть рассыпалась, будто просочившись сквозь крепко сжатые пальцы, подобно песку.
Неттл не помнила, как преобразились остальные, хотя часто видела во сне, как Айрис покрывается белыми перьями, превращаясь в голубку, на лице Коула прорастает ястребиный клюв, а крики Янника оборачиваются воплями чайки. Но Неттл знала, что случилось с Айрис, когда все закончилось. Даже цапля с разумом холодным и плоским, как кремень, смогла запомнить, как в прибрежной траве дрожал и дергался белый птичий силуэт, пока ястреб жадно рвал тельце на части.
Следующие три года растянулись на целую вечность и промелькнули мгновенно, как сон. Неттл существовала в вечном «сейчас», где время не имело значения. Ищи еду. Лети. Спасайся. Звериные инстинкты взяли верх и управляли телом, тугой пружиной подстегивая его, как кукловод управляет марионеткой. И только мысли о Яннике иногда пробивали ее оцепенение.
Случалось, цапля поднимала голову, внимательные черные глаза находили высоко в небе другую птицу – и узнавали ее. В такие мгновения она словно обретала песчинки прежней себя. Она ведь потеряла что-то очень важное. И та чайка, парящая среди облаков, на самом деле… на самом деле…