В темной квартире тепло и уютно. Закрываю на ключ дверь, несколько раз дергая для проверки фигурную ручку. Стаскиваю с себя многострадальное, измятое и перепачканное свежими бурыми потеками грязи пальто. Стаптываю промокшие насквозь ботинки вместе с носками.
Замечаю на правом, побуревшем от впитавшейся влаги, носке, аккуратную дырку.
Маленький зловредный чертик внутри меня ехидно напевает о завтрашнем разговоре с супругой. Хорошо поет. Эмоционально и в красках. Ну и черт с ним. Прости господи за каламбур. Утро, оно, как известно, мудренее вечера. Поживем – увидим.
Осторожно ступая застывшими ногами по теплому ковру, добираюсь до ванной и с наслаждением умываюсь. Затем, забираюсь под мерное сопение спящей жены, под теплое, согретое теплом женского тела одеяло и мгновенно засыпаю.
Тот же сон. Те же декорации. Только вот скамейки уже заняты. Место за местом, ряд за рядом.
Теперь я обрел право видеть их лица. Белые, сведенные судорогой в нелепый ухмыляющийся оскал лица. Ряд за рядом, круг за кругом. Лица и ухмылки. Я начинаю осматриваться и вздрагиваю, встретив знакомый до боли взгляд. Мама. Именно она смотрит на меня из-под небрежно накинутого платка. Смотрит мертвым, застывшим взглядом, с перекошенном судорогой лицом. Морщинистые, в тонких прожилках синих вен, руки ровно лежат на коленях, сжимая подаренную когда-то мною шаль.
– МАМА! – Я кричу и бегу к ней, слепо спотыкаясь о низкий бортик обитый красным бархатом.
Ползу, ломая ногти о проклятый бархат к ее ногам и обхватываю их руками. Плачу, роняя горячие капли на застывшие, ледяные ноги. Трясу за плечи и глажу щеки в тщетной попытке растормошить, оживить давно мертвое тело.
Чувствую направленный мне в спину взгляд и, обернувшись, вижу ее. Валя.
Валенька. Миленькая моя. Бегу к ней и натыкаюсь на тот же мертвый взгляд и ухмыляющийся оскал. Падаю на холодный бархат и, сжавшись, начинаю плакать. Навзрыд, как ребенок, прижав к лицу сжатые лодочкой ладони.
– Витенька, не плачь, прошу тебя. Ну подумаешь, разбил вазу. Ну ладно не надо. Не плачь. – Мать гладит меня по голове, едва касаясь горячими пальцами спутанных волос.
– Виктор успокойся. Перестань сейчас же. Иначе я уйду. – Хлопок входной двери, легкий сквозняк разносящий тонкий аромат Валиных духов.
Куклы. Лишь мертвые куклы в умело поставленном спектакле. Куклы, рассаженные по своим местам в карикатурной пародии на жизнь. Куклы с растянутыми в улыбке губами и мертвыми лицами. Куклы, ждущие возвращения кукловода.