«Что вам, добрая женщина? – спросил ее Клаус, – Ведь, кажется, я встречал вас где-то, не так ли?»
Палач даже смутился слегка – до того отвык он от новых людей и от разговоров с ними.
«Как же вас звать, почтенная? Право же, я как будто видел вас когда-то…»
Продолжая смотреть на него, женщина в ответ словно бы улыбнулась слабой улыбкой – но эта улыбка погасла тут же, так и не распустившись полностью, – подобно бутону на засохшей от безводья ветке розового куста.
«А ведь ты не узнал меня, Клаус!»
Палач вздрогнул.
«Господи! Хельма! Ведь это ж ты! Бог ты мой!»
Он весь подался вперед, вжавшись в край столешницы.
«Как же давно мы не виделись, Хельма!»
Да, это была Хельма, дочь одного из городских шорников. Когда-то молодым человеком, только что оставив военную службу, Клаус приметил ее на каком-то церковном празднике. Деньги у него тогда были, и, прежде чем они утекли, словно в песок вода, Клаус сумел заработать кое-какую репутацию, прослыв одновременно и щедрым собутыльником, и завидным женихом. Хельму он не оставил в покое, и настойчивость вскоре дала плоды – девушка души в нем не чаяла, и даже суровый ее отец, не любивший чужаков, готов был согласиться на брак, при условии, конечно, что Клаус войдет в их дело, станет подручным в его мастерской. Однако же этого не случилось: городской совет искал палача в ту пору, и Клаус соблазнился на таковую должность, полагая, что работы будет немного и она не столь тяжела, как у подмастерья шорника.
«Вот еще, не будет такого, чтобы я да породнился с палачом!» – только и сказал на это шорник и отказал Клаусу от дома. Хельма послушалась отца, и больше с несостоявшимся женихом не виделась ни разу все эти долгие годы. Он, впрочем, знал, что она вышла замуж, обзавелась детьми, – а большее, как говорил он сам себе, вовсе не интересно: жизнь есть жизнь, и у она у каждого – своя. И вот теперь эта Хельма, постаревшая, как и он, сидела тут же, в дешевой пивной, и бог ее знает, что было у нее на уме.
«Я лишь узнала, что ты здесь… и вот пришла на тебя взглянуть… – Хельма вновь попыталась улыбнуться, – Просто взглянуть на тебя – и все. Мне ничего от тебя не надо, слышишь?»
Старик невольно кивнул. Взгляд его вновь зацепился за собственные руки – и он увидел, как предательски дрожат его пальцы – еле заметно, на самых кончиках, будто в нерешительности.